Она догадалась и без его слов. Звал с собой Вилла или уезжал один туда, где мог найти забвение на ночь за кубком вина и в объятиях какой-нибудь из своих любовниц. Если он опасался, что его ответ вызовет у нее ревность или просто неудовольствие, то его опасения были напрасными. Ее сердце сдавила боль, когда она представила себе всю силу опустошения и глубину одиночества, которые волной накрывали его в такие минуты.
– Робин, давай сбежим в дом Эллен и побудем там вдвоем. Только ты, я и никого больше!
Робин улыбнулся и заглянул в глаза Марианны – широко распахнутые, полные сочувствия и нежности.
– Хочешь снова провести меня через обряд очищения?
Она покачала головой и, прильнув к нему, прошептала на ухо:
– Нет. Просто хочу тебя, Робин!
Он окинул ее мгновенным взглядом, снова заключил в объятия и привлек к себе. Постояв минуту молча, прижавшись щекой к ее виску, Робин сказал:
– Поехали, мое сердце!
Он взял оружие, и они вышли к коновязи. Марианна хотела подозвать Колчана, но Робин остановил ее:
– Я сам повезу тебя.
Вскочив на коня, он подхватил Марианну и посадил ее перед собой. Воин резвой рысью домчал их до дома Эллен. Робин расседлал вороного и отпустил на поляну щипать траву. Взяв Марианну на руки, он вошел в дом. Соскользнув с его рук, Марианна сбросила с ног туфли и распустила на плечах шнуровку платья. Тонкое льняное полотно с шелестом опало к ее ногам. Переступив через платье, она подошла к Робину и ласково сжала ладонями его лицо.
– Я еще не наскучила тебе, мой лорд? – прошептала она с нежной улыбкой, заглянув в глаза Робина.
– Нет, – ответил он и, взяв ее за руки, привлек к себе, – и никогда не сумеешь наскучить!
Он жадно прильнул к ее губам, заскользил ладонями по ее спине, прижимая к своему телу, жар которого она ощущала через его одежду. Она помогла ему раздеться, и он увлек ее на постель. Забыв обо всем мире, они утонули в ласках друг друга, как в омуте. Она была покорной и уступчивой, он – требовательным и настойчивым. Она становилась страстной и пылкой, он – нежным и медлительным, и оба не знали утомления. Он чувствовал, как в ней вновь и вновь вспыхивает желание от его самого легкого прикосновения. Она была его женщиной, предназначенной ему судьбой, как он был предназначен для нее. Что с ними сталось бы, если бы они не встретились? Если бы связали себя брачными обетами с другими? От одного только предположения о подобном в душе возникал холодок, который тут же исчезал, едва они приникали друг к другу. Приглушенные стоны, вырывавшиеся из ее груди, вызывали сладостные судороги в его теле и кружили ему голову. Чувствуя глубоко внутри себя его стремительные движения, переходившие в последние содрогания, она осыпала горячими поцелуями его руки, вздрагивая от восторга, когда он, сросшись с ней, замирал и, зарывшись лицом в ее волосы, опалял стоном ее висок.
– Если бы ты знал, как мне не хватало весной всей твоей силы, когда ты был вынужден проявлять сдержанность! – прошептала она, когда он в очередной раз уронил голову рядом с ее головой и придавил ее тяжестью своего тела.
По его ресницам пробежала дрожь, открывая темную синь глаз, уголки любимых губ тронула улыбка, и он шепнул:
– Счастье мое! Моя Моруэнн! Что ты делаешь со мной? Один лишь твой голос заставляет меня желать тебя снова и снова!
За окном прокатились раскаты грома – приближалась гроза. В доме сгустился полумрак, когда небо затянули сизые грозовые тучи. Склонившись над Марианной, Робин целовал ее лицо, утомленные сияющие глаза и тихо шептал:
– Я люблю тебя. Как бы ни сложилась наша с тобой жизнь, мы сполна вознаграждены уже только тем, что она – наша!
– И ты в этом прав! – прошептала Марианна и, почувствовав, как он снова окреп в ней, подалась ему навстречу, оплетая его собой, как омела. – Робин, любовь моя, радость моя!
Усталость все же подкралась к ним, и они забылись в полусне в объятиях друг друга. За окном шумел дождь, убаюкивая их мерным шорохом тугих струй. Все чаще грохотал гром, молнии раскалывали огненными зигзагами почерневшее небо, и маленький дом был единственным прибежищем – уютным и безопасным – среди разбушевавшейся стихии, словно их страсть вызвала такой отклик в природе.
За дверью послышались шаги, веселые голоса и приглушенный смех. Робин очнулся, прислушался и тронул за плечо дремавшую Марианну.
– Просыпайся, милая! – сказал он, когда она открыла глаза и вопросительно посмотрела на него. – Кто-то идет!
Он торопливо оделся, не надев лишь зеленую куртку, и подал Марианне платье, так и оставленное ею на полу. Заслонив приводившую себя в порядок Марианну, Робин настороженно застыл, сложив руки на груди, и вдруг рассмеялся, узнав голоса.
Дверь распахнулась, и на пороге появились Статли и Клэренс. Обнимая Клэренс за плечи, Статли стряхнул с непокрытой головы капли дождя и с усмешкой посмотрел на Робина, словно не ожидал увидеть никого другого.
– Простите нас за вторжение, но крыша на сеновале Эллен похожа на решето! – сказал он и улыбнулся жене, которая невозмутимо вытаскивала из растрепавшихся кос сухие травинки.