Два года они обрушивали свое красноречие на короля и на монархию, и вот восставший народ сметает эту монархию. Народ, а не английские деньги, как думают некоторые. И теперь они оказались с этим народом лицом к лицу. И народ вопит о равенстве и братстве. Как по-вашему, они могут устроить им равенство и братство? В стране хаос. Они хлеба на всех найти не могут. Единственное, что они могут, это превратить всю Францию в военный лагерь, всех, кого можно, поставить под ружье и отправить их освобождать Европу от тиранов. Равенство и братство вышлют как передовой отряд.
Теллсон
Лорри. Но поначалу все будут в восторге, и многим европейским правительствам не поздоровится. А потом все увидят, что это такая же война, как все другие войны – грабеж, убийства и миллионные состояния на военных поставках. Разве сможет тогда одна Франция устоять против всей Европы?
Мистер Лорри невозмутимо ест. Теллсон вновь погружается в свои мысли.
Теллсон. Тем не менее, Франция стала республикой. И она будет республикой. Ну, может быть, конституционной монархией, я не очень-то верю в герцога Орлеанского. (—) Неужели нельзя обойтись без такого бессмысленного кровопролития? Ведь это же безумие, это самоубийство!
Лорри. Вполне с вами согласен. Но все будет так, как я вам сказал. Правда, я этого уже не увижу.
Теллсон. Эти люди предпринимают и вполне разумные шаги. Они объявили полную свободу вероисповедания, то есть, по существу, восстановили Нантский эдикт.
Лорри
А что теперь? Все эти люди атеисты, во всех мыслящих головах уже укоренился атеизм. Вот он сейчас и получает полную свободу. А всякая вера теперь станет посмешищем.
Теллсон
Лорри
5. Лондон. Контора «Картон и Страйвер».
Принаряженный Страйвер, развалившись в кресле, читает газету.
Картон перед зеркалом старается получше намотать на шею длинный галстук[4].
Страйвер. Ты успел сходить к цирюльнику?
Картон
Страйвер
Картон. Шекспира бы туда!
Страйвер. Ну, для Шекспира все эти демагоги из Конвента, пожалуй, мелковаты.
Картон. Ошибаешься. Если бы про шекспировских королей мы знали только из газет, они бы нам тоже показались мелковатыми.
Страйвер. Бедные наши друзья-парижане! Не хотел бы я оказаться на их месте.
Картон. Я должен тебе кое в чем признаться. Когда вся эта каша начала завариваться, мне захотелось бросить всё…
Страйвер
Картон. Да. И помчаться в любимую Францию спасать ее от тиранов и насильников.
Страйвер
Картон. Тебя спасла моя лень и еще некоторые соображения.
Страйвер
Картон
Страйвер. А на что он рассчитывает, этот гражданин герцог? Что из этого Бедлама в конце концов получится конституционная монархия?
Картон. Конечно. Это общая мечта его и нашего правительства.
Страйвер. Вот куда идут наши деньги.
Картон. Страйвер, у этого Филиппа столько денег, что он сам может купить любое правительство.
Входит мальчик-клерк, ставит на стол поднос с двумя чашечками кофе и печеньем.
Страйвер
Картон. Французы вовсе не мерят себя по англичанам. Они допускают, что порядки у нас получше, но зато сами они гораздо умнее. Во Франции считается хорошим тоном не верить в Бога. В Англии верить в Бога считается хорошим тоном.
Страйвер. Вот именно! Считается хорошим тоном.