Локи все-таки будет судить асгардский суд?

После сражения я вернулся в Асгард и отдал тебя Фригг. Локи видел, как Один, окровавленный, еще без повязки, скрывающей страшную рану на лице, передает молодой, прекраснейшей во всей вселенной женщине, маленького ребенка. Локи оторваться не мог от плачущего свертка. Неужели это он? Разумеется, он не помнил себя в младенчестве, но ему всегда казалось невероятным и диким, что взрослые асы когда-то были детьми, такими ничтожно маленькими комками плоти, которых стоит посильнее сжать, и они сломаются… Собственные мысли и воспоминания едва не выкинули его из сознания отца. Локи одернул себя и приказал своему отключиться: если смотришь образы чужого сознания, свое не должно мешать, иначе картинка искажается. Так говорил отец. Именно он научил их с Тором погружаться в чужие воспоминания. И даже этим умением он тоже обязан отцу! Локи приложил титанические усилия, и все-таки заставил себя погрузиться в пустоту — картинка прошлого тут же стала такой отчетливой, будто он видел происходящее наяву. Она заботилась только о тебе, забыв о Торе… Красивейшая женщина склонилась над ним, пытается накормить. Но ребенок, то есть он сам, Локи, не берет пищу, а только кричит душераздирающе. Царевичу стало стыдно, что он так вел себя в пору несознательного детства. …но не смогла предотвратить болезнь легких. Фригг сидит у его колыбели, её глаза красны от недостатка сна. Ребенок вял, порой захлебывается кашлем. Локи было противно смотреть на себя, на свое ничтожное состояние. И как же мучительно стыдно ему было от того, что прекрасная богиня страдала, глядя на него. Что её чудесный цвет лица потускнел, что волосы, казалось, выцвели. И все из-за него. Мы думали, что ты умрешь, что я опоздал. Уже оба родителя склонились над ним. Один чуть приобнимает жену, которая бледна как никогда. Фригг не отходила от тебя днями и ночами. Только она лечила тебя в первые дни твоей жизни и во все последующие зимы, не доверяя твою жизнь никому. Собственные воспоминания прорвались наружу, вытолкнув Локи из сознания Одина. Его болезни. В детстве он обожал болеть. Ведь тогда мать, любимая, но неприступная богиня, которую обычно он видел только по вечерам всего несколько минут, не отходила от него, обнимала, баловала. Только его, не Тора. Брата к нему не подпускали, когда он болел. А он никогда не мог понять, почему, чуть что, его одолевает простуда, почему мать так беспокоится за его легкие. А, оказывается, все дело в детской болезни.

— Я думал, что растить тебя как почетного пленника будет мудрым решением, — голос отца, оставшийся таким же монотонным и презрительным, вновь доносился справа от Локи, а не вклинивался в его мысли напрямую. — Я думал в будущем заключить долговечный мир между мирами, возведя на трон Ётунхейма того, кто будет почитать меня как отца, того, кого я учил и направлял.

Локи лишь молча кивнул, принимая сказанное. Еще год назад он понял замысел отца и пришел в ужас от предстоящего будущего; тогда он пытался изменить решение Одина, попытавшись доказать, что он достоин большего, нежели быть связующим звеном между двумя мирами. Сейчас он мог поступить более гнусно, но действенно — шантажировать Всеотца своей жизнью и тем кошмаром, который он может натворить, если тот попытается принудить его.

— Но твоя мать приняла другое решение, — слова Одина заставили Локи поднять голову. — Решение, к которому я не стал бы её неволить, но которое, раз приняв, уже нельзя было изменить.

— И что же это за решение? — настороженно, но с нотками обреченности спросил Локи. Он не был уверен, что действительно хочет знать ответ на этот вопрос: что его мать — приемная — сделала для него? Почти наверняка ее жертва никогда не будет сравнима с тем, что он сможет ей дать взамен, и ему придется жить с осознанием того, что он не смог быть достойным сыном. Локи только сейчас сообразил, что все еще держит руку отца, хотя в этом не было уже никакой надобности. Он хотел было отпустить её, но понял, что не сможет: смятение и раскаяние, пришедшие на смену недавнему безразличию, казалось, поглотят его с головой, стоит ему только отпустить спасительную кисть. Это заблуждение тоже было родом из детства: Локи отчетливо помнил, как хватал отца за руки, считая, что таким образом сможет защититься от ужасов окружающего мира или даже от расправы самого Одина.