Вопрос с переделкой старых гранат Дьяконова оказался камнем преткновения. Сами-то они ничего так – хорошо бахают. Тротил внутри, чугуниевый корпус, порождающий убойные осколки. Но к ним нужен другой взрыватель и собственный вышибной заряд – тот, что выталкивает снаряд из ствола и сообщает ему необходимую для полёта скорость. Потому что винтовка в состав гранатомёта не входит. Эти проблемы Таубин, разумеется, решил. Вопрос тут не технический, а чисто производственный. Кто-то должен делать разработанные им элементы, а потом вынимать из боеприпасов старые и вставлять туда новые. И это – полмиллиона раз. Хе-хе.
Вот и сел я конструировать роторно-конвейерную линию. Шучу. Просто ремонтникам часто приходится делать разные опрессовки, выколотки, зажимы и иные приспособления, решающие достаточно хитрые задачи там, где рукой не ухватишься, или сил не хватает в пальцах. Я на этом собаку съел. Поэтому занялся заменой человеческих рук на самых неудобных и рискованных операциях… и остановился в задумчивости. Оснащать целый производственный участок – это такая уйма работы, что инициативному одиночке не потянуть… Это у меня мозги заработали, едва я зажал в тиски заготовку и подступился к ней с напильником – всегда через руки до головы доходит быстрее.
То есть, чего ради, спрашивается, трудовые подвиги совершать? Ради спасения запасов винтовочных гранат, наделанных в изрядных количествах потому, что так сработала система заказа вооружений? А ведь боевая ценность их не так уж велика, зато возни… Ведь куда проще метать из гранатомёта обычную миномётную мину, у которой и вышибной заряд имеется, и контактный взрыватель. Не так уж обязательно опускать эту мину в ствол спереди – можно и сзади затолкать, запереть несложным затвором и бойком наколоть капсюль в хвостовике. Зато стволом в башне можно крутить как угодно. Хоть бы и до горизонтального положения, когда мина пролетит от силы десяток метров, прежде чем разорвётся, ударившись о землю.
Таким образом, весь гранатомёт Таубина из моей концепции выпал окончательно и бесповоротно, потому что ничего из него применять попросту не имело смысла. Зато ранее мелькнувшая мысль о роторном миномёте вернулась в голову, хотя и в искажённом до неузнаваемости виде.
На всякий случай поясню – устройства для автоматического заряжания орудий, установленных на бронетехнику, в своё время, когда, служа в армии, эту технику ремонтировал, я повидал немало. То есть представляю себе, как повторить, особенно если проектирую башню под эту задачу. А мины мне Кобланды достанет – он это умеет. Ну и пушку Таубин обещал.
А идеи наши насчёт наведения, когда ствол повёрнут за спину стрелка, я решил просто – по-нашему, по рабоче-крестьянски. Не будет этого наведения – пусть танк стреляет только с поворотом башни вправо-влево на девяносто градусов – настолько, насколько поворачивается голова башнёра вместе с плечами. Тем более что приборы наблюдения с прицелом не совместились даже мысленно – разные для них поля зрения требуются. Мы уж по-всякому прикидывали. Как ни смазывай оптическую ось – не едет эта телега.
Когда и куда девался Кобланды, я так и не понял. От нас с Яковом он отстал ещё на вокзале, когда мы возвращались из Коврова. Потом мысли отвлекли меня вообще ото всего, и спохватился я только вечером. Заглянул к нему домой, но Софико сказала, что он не появлялся. И посмотрела на меня хитрым глазом.
Так он что? Скрывается? Формы военной больше не носит, а ведь никогда раньше из неё не вылезал! Но тогда непонятно поведение моих «хранителей» – они даже не подумали его ловить и арестовывать. Ничего не понимаю. И вообще – у меня появилась такая уйма идей! С тех пор, как два года тому назад придумывал самогонный аппарат соседу Никите Фомичу, не испытывал я подобного творческого подъёма. Там хитрость была, чтобы не кипятить брагу и вообще – точно держать довольно важный режим, известный мне от деда.
Словом, помаялся я пару дней бездельем, а потом отписал Иосифу Виссарионовичу:
Ответ мне передали на следующий день:
Анна обнимала меня так, будто я вернулся живым с того света. Заметил – притерпелась она к моим свойствам, привыкла. Даже вот обрадовалась душевно, а не потому, что положено, потому что муж. Нравится мне она, не стану скрывать. Тепло с ней и радостно.
На заводе же ничего не изменилось – заказы, объёмы, сроки. Вот только, кроме меня, появился ещё один скучающий – наш главный конструктор инженер Федотов – нечем ему заняться при нормально стоящей на производстве серии. А сплошным потоком шёл малый вездеход без пулемётной башни и без рации – чисто грязепроходная плавающая полуторка, именуемая в среде военных странным словом «бранзулетка». Более ничего нам не заказывали.