Локация «Берег»

Дорога в поселке освещалась слабо. Так только, чтобы не свалиться в сточные желоба по обочинам. Там, в этих желобах, в опавшей от жары листве шуршали змеи и ночные грызуны. Сейчас от страха у Таназар обострились зрение и слух.

Она слышала даже как поднимается шлагбаум у въезда в поселок, как мяукает кошка на параллельной улице, видела не только освещенную полосу в центре дорожки, но и все, что в тени, Таназар сама была как та мяукающая кошка — видела в темноте.

Дойдя до шлагбаума, она вернулась, пытаясь вспомнить, когда услышала выстрелы? Как далеко мог уйти Герман от дома? По всему выходило, что дошел он до перекрестка. Тут дорога разветвлялась, одна вела к шлагбауму, другая — на соседнюю улицу. Поскольку у шлагбаума Таназар не нашла ничего подозрительного, она решила пройти по другой улице, которая уводила подальше от ее дома.

Почти пробежав несколько десятков метров, Таназар пошла медленно там, где улица делала крутой поворот. Строго под фонарным столбом женщина увидела небольшую черную лужицу. Дождей давно не было, а это напоминало пятно слитого из машины отработанного масла.

Однако Таназар остановилась, почувствовав, что задыхается от ужаса. Она почему-то не сомневалось, что это за пятно.

Ноги подкашивались, но Таназар шагнула к забору, перегнулась через каменную ограду и увидела Германа. Он лежал под кустом на боку, согнув ноги, словно спал. Но она сразу поняла — не спит, и уже не встанет.

Окна темнели в доме, около которого погиб Крэйс. Хозяев не было. Таназар даже не знала, кто здесь живет.

Она перебралась через забор, села около Германа. Гладила его по голове и раскачивалась из стороны в сторону, не понимая, как это все произошло и почему именно с ней и с ним.

Отчего так мало счастья было отмерено? С тех пор, когда впервые увидела его около реки, когда решила про себя, что он будет ее мужем…

Таназар встрепенулась, словно очнувшись ото сна. Необходимо было что-то решать. К кому обращаться? В полицию? Еще чего доброго ее же и обвинят в убийстве. Но хуже то, что они заберут его, не подпустят ее к нему. Ведь Таназар и Герман по документам не муж и жена, его никто не видел рядом с ней, и она никогда никому не докажет, что они в браке уже тридцать лет. Только одно пугало Таназар, что она больше не увидит его, пусть и мертвого, не дадут похоронить по-человечески. Напугало и то, что Германа могут вскрыть. Ведь не в берберской-мусульманской традиции и уж, тем более, не в православной надругательство над телом.

Привстав, Таназар оглядела поверх забора улицу. Начал накрапывать первый за месяц дождь. Ночь. В такую погоду никто из дома не высунется.

Через несколько минут, вернувшись к себе, Таназар выкатила из садового сарайчика тележку и покатила ее обратно к тому заборчику, через который невероятными усилиями ей все-таки удалось перетащить тело Крэйса. Все это время у нее в голове вертелась пугающая до глубины души мысль — что если она могла спасти его, прибежав сразу после выстрелов, но испугалась?

Она повезла мужа в тележке по дороге, отирая лоб и лицо от пота и слез, которые текли самопроизвольно. Таназар их и не замечала. Она уже не боялась, что ее увидят — у нее в складках платья так же, как тридцать лет назад, висели ножны с острым кинжалом. Никто у нее не отберет Германа. Она будет сражаться, пока и ее не убьют, как и его.

Когда она въехала во двор и закрыла калитку, упала на землю без чувств. Она не знала, сколько так пролежала, только когда очнулась, ей показалось, что черное небо чуть посветлело. Ей надо было успеть до рассвета…

Затем она вынесла во двор керамическую шкатулку, в которой хранились его и их общие фотографии. Их было не так много. Горели они плохо, голубовато-зеленым химическим пламенем. Но ей чудилось, что в этом огне исчезает ее жизнь и с последним язычком пламени потухнет вовсе.

Однако она не умерла. Гром с небес не грянул, как она ни желала того. Осталась жить и ждать возможности выполнить просьбу Германа, как оказалось, его предсмертную просьбу.

Дахак ошибался, предполагая, что Таназар не хотела передавать документы из-за дурного своенравного характера. Она терпеливо выжидала, опасаясь, что если начнет действовать сразу же после смерти Германа, то каким-то образом привлечет внимание, и документы пропадут понапрасну. За себя она не боялась.

И теперь пришел этот русский со светло-серыми внимательными глазами, который опасался чего-то, поглядывал на часы, но все же терпеливо выслушал ее исповедь о том, как погиб Герман Крэйс. Таназар видела искреннее сопереживание в его взгляде.

— Вы умеете слушать, — сказала она наконец. — И вы первый, кто узнал всю правду. Даже Рафе я ничего не объясняла, как он ни допытывался.

— Таназар, вы… Я приношу свои соболезнования, хоть и прошло много времени… А где вы его похоронили?

— Пойдемте, — поманила его Таназар.