Политические последствия этой войны известны всем. Ла-Рошель, задушенная голодом, причиной которого стала дамба, построенная по приказу кардинала, была вынуждена сдаться, и 28 октября 1628 года, после одиннадцатимесячной осады, она капитулировала.
Что же касается личных последствий, то они заключались в полном разладе между королем и королевой, разладе, который еще более обострили смерть герцога де Монморанси, война с Испанией в 1635 году и тайные сношения Анны Австрийской с г-ном де Мирабелем, испанским послом. Напомним, что Лапорт стал жертвой этих сношений и находился в заключении в Бастилии, когда г-н де Шавиньи испросил для него помилование, объявляя Людовику XIII о беременности королевы.
И потому, как мы уже говорили в начале этого повествования, во Франции очень долго не верили столь счастливой вести, и когда, наконец, она подтвердилась, об этом зачатии, ожидавшемся так долго и так тщетно, распространилось множество странных слухов.
Нам прекрасно известно, что такие слухи недостойны страниц истории, и потому мы излагаем их, ни в коем случае не придавая им достоверности и делая это лишь для того, чтобы доказать, что в изучении истории той эпохи мы не пренебрегли ничем и в равной степени знакомились со страницами основательных сочинений Мезре, Левассора и Даниеля, с занимательными мемуарами Бассомпьера, Таллемана де Рео и Бриенна, с библиотечными архивами и с уличными слухами.
Утверждали, будто королева впервые почувствовала себя беременной еще в 1636 году и благодаря этому была совершенно убеждена в том, что бесплодие, в котором ее упрекали, проистекало не от нее. Говорили также, что эту беременность успешно скрыли от короля и, возможно, именно этот первый исчезнувший ребенок и появился впоследствии с железной маской на лице.
Скрытие рождение этого первого ребенка, который, согласно тем же слухам, был мальчиком, вызывало, как уверяли, глубочайшие сожаления у Анны Австрийской, во-первых, как у матери, а во-вторых, как у королевы: здоровье короля с каждым днем становилось все хуже, и его величество мог умереть в любую минуту, оставив свою вдову совершенно незащищенной от застарелой ненависти Ришелье. А ведь Анна Австрийская уже имела перед глазами пример такой ненависти: королева Мария Медичи, осмелившаяся однажды открыто встать на сторону противников кардинала, оказалась изгнана из страны, хотя и была матерью короля, и влачила теперь нищенскую жизнь за границей.
Правда, кардинал тоже казался безнадежно больным, и врачи говорили, что жить ему осталось немного. Но его высокопреосвященство так часто делал вид, что его болезнь опаснее, чем это было на самом деле, и вводил всех в заблуждение, изображая наступление агонии, что, как и агонии Тиберия, его скорой смерти никто больше не верил. К тому же, даже если кардинал был действительно болен и его болезнь действительно была смертельна, разве можно было предугадать, кто из них, состязаясь друг с другом, достигнет могилы раньше — король или кардинал? И если Ришелье пережил бы Людовика XIII всего лишь на полгода, то и этого срока ему было бы достаточно, чтобы навсегда погубить королеву.
Поговаривали также, что, стоило только королеве заметить свою вторую беременность, как она пожелала извлечь выгоду из случившегося, заставив Людовика XIII поверить, будто это он отец ребенка, и использовав плод этой беременности, если родится мальчик, в качестве законного наследника престола. Стало быть, та сцена, которая происходила у мадемуазель де Лафайет и с которой мы начали наше повествование, была не чем иным, как умело подготовленным представлением, комедией, в которой король должен был играть роль одураченного мужа.
Слухи эти были порождены или, по крайней мере, подкреплены устными и даже письменными откровениями г-на де Гито, капитана гвардейцев королевы. Господин де Гито рассказывал, что мысль ехать ужинать и ночевать в Лувр и в голову не приходила тогда Людовику XIII, а как раз сама королева дважды в продолжение того достопамятного вечера 5 декабря посылала в монастырь Визитации на улице Сент-Антуан за своим августейшим супругом, который, устав от борьбы и долгих споров, уступил в конце концов ее настояниям, а главное, настояниям мадемуазель де Лафайет.
Что же касается настоящего отца этих двух детей, то позднее мы увидим его появление и возвышение.
Однако, повторяем, все эти утверждения были лишь слухами, бытовавшими среди аристократии и народа, и историк, хотя и приняв их к сведению, ни в коем случае не может опираться на них.