Любовники. Плоть

– Значит, вы подтверждаете, что вас предал сон, посланный Уклонистом, и не видели вы никакого откровения, посланного Предтечей! – снова заорал Хэл. – И я доложу об этом, Порнсен! Собственными устами ты обвинил себя!

Порнсен побледнел. Челюсть отвисла, сигарета упала на землю, губы задрожали от страха.

– Что… что ты говоришь?

– Как могла бы она родить мне ребенка через два года, когда я не на Земле и не могу его зачать? Значит, тот сон, о котором говоришь ты сам, никак не может стать реальным будущим! Следовательно, ты позволил себе быть обманутым Уклонистом. А ты знаешь, что это означает? Ты – кандидат на отправку к Ч!

Гаппт замер – лишь на миг. Опущенное левое плечо пришло в движение, выровнявшись с правым, рука дернулась к рукояти плети, сомкнулась вокруг коптского креста на ее конце и выхватила из-за пояса. Плеть щелкнула в дюйме от лица Хэла.

– Видишь семь хвостов? – заверещал Порнсен. – По одному за каждую из Семи Смертных Нереальностей! Ты с ними знаком, и ты снова их почувствуешь!

– Заткнись! – резко бросил Хэл.

У Порнсена отвисла челюсть:

– Как ты смеешь? – заскрипел он. – Я твой возлюбленный гаппт, я…

– Я велел тебе заткнуться! – сказал Хэл тише, но с той же интонацией. – Меня тошнит от твоего визга. Много лет тошнит, всю мою жизнь.

Говоря это, он смотрел на идущего к ним Фобо. За спиной Фобо на дороге лежала мертвая антилопа.

Зверь мертв, подумал Хэл. А я думал, антилопа смогла сбежать. А глаза, что смотрели на меня из куста? Антилопа?.. Но ведь она мертва, так чьи же они?

Голос Порнсена вернул его в реальность.

– Я думаю, сын мой, что мы неосторожно склонились над бездной гнева, это случайность, а не заранее обдуманное злое намерение. Да простим мы друг друга и да не скажем ничего уззитам, вернувшись на корабль.

– Мне шиб, если тебе шиб, – ответил Хэл.

Так странно было видеть слезы, выступившие на глазах Порнсена. И уж совсем неожиданной оказалась неуклюжая попытка Порнсена обнять его за плечи.

– Мальчик мой, если бы ты только знал, как сильно я тебя любил, как мне было больно, когда приходилось тебя наказывать!

– Что-то верится с трудом, – пробормотал Хэл, отвернулся от Порнсена и пошел навстречу Фобо.

У Фобо тоже выступили слезы – маленькие озерца у нечеловечески больших и круглых глаз. Но плакал он по другой причине: из сочувствия к зверю и потрясения от аварии. Однако с каждым шагом в сторону Хэла выражение его лица становилось менее горестным, слезы высыхали. Указательным пальцем правой руки он рисовал над головой круг.

Хэл знал, что это религиозный жест, который кувыркуны могут использовать в том или ином случае. Сейчас Фобо, кажется, таким образом сбрасывал напряжение. Вдруг он улыбнулся жуткой улыбкой кувыркуна – V внутри другого V. Снова вернулось хорошее настроение: нервная система у него была достаточно чувствительна, но реагировала быстро, напряжение и разрядка легко сменяли друг друга.

Фобо остановился перед землянами и спросил:

– Конфликт персон, господа? Несогласие, спор, диспут?

– Нет, – ответил Хэл. – Всего лишь небольшое потрясение. Как по-твоему, далеко ли нам придется идти к этим гуманоидным руинам? Ваша машина разбита, скажи Зугу, что я приношу извинения.

– Не берите в черепа… в головы. Зугу давно готов построить новую машину, получше. А прогулка будет приятной и полезной. Идти всего один… километр? Или что-то в этом роде.

Хэл бросил маску и очки в машину, куда озановцы уже сложили свою экипировку. Взял чемодан из отделения, расположенного за задним сиденьем. Чемодан гаппта он оставил там. Не обошлось без укола чувства вины, ведь в качестве подопечного Порнсена он должен был предложить свои услуги.

– Да ну его к Ч, – буркнул он и обратился к Фобо: – Вы не боитесь, что автомобильные костюмы могут украсть?

– Виноват? – переспросил Фобо, обрадованный возможностью узнать новое слово. – Украсть – это что значит?

– Взять незаметно принадлежащую другому собственность без разрешения владельца и сохранить ее для себя. Это преступление, наказуемое по закону.

– Преступление?

Хэл решил не развивать эту тему дальше и быстро пошел вперед по дороге. За ним шел гаппт, раздраженный перепалкой и тем, что подопечный нарушил этикет, заставив его самого нести свои же вещи. Он крикнул:

– Не слишком далеко загадывай, ты… наврум!

Хэл не обернулся, но прибавил шагу. Сердитый ответ, готовый уже сорваться с его уст, испарился. Он краем глаза заметил в зеленой листве полосу белой кожи.

Только на краткий миг – мелькнуло и пропало. И не было уверенности, что это не белое птичье крыло, развернувшееся в тени.

Хотя вообще-то была.

Ведь на Озанове никто не видел ни одной птицы.

Глава седьмая

– Сю Яроу. Сю Яроу. Вухфвайфву, сю Яроу.