Любовь как улика

– Представьте себе! – ответил он с вызовом.

– Так, может быть, чтобы ускорить дело, вы и тюкнули Бориса металлическим прутом?

– Вы с ума сошли! Я вам с самого начала сказал, что не делал этого! Зачем мне было его тюкать? Катя должна была сказать ему о своём решении.

– Но не сказала…

– Если ещё не сказала, то, будь он жив, сделала бы это на днях. А теперь всё опять затягивается.

– Что ж, – сказала Мирослава, поднимаясь из-за столика, – нам остаётся только пожелать вам счастья.

– Вы это серьёзно? – Он уставился на неё во все глаза.

– Такими вещами как будто бы не шутят.

– Тогда спасибо.

Морис положил на стол деньги за обед и направился за Мирославой, уже спешившей к выходу. Но не успели они дойти до своей машины, как увидели Андрея Незвецкого, и он тоже заметил их. Брат художника сразу же направился к Мирославе, по всей видимости, собираясь устроить ей сцену.

Глаза Мориса стали прозрачными и холодными, как лёд, когда он заступил дорогу Незвецкому. Взгляды мужчин встретились всего на одно мгновение. Но его Андрею было достаточно, чтобы понять, что взгляд Миндаугаса не сулит ему ничего хорошего. Он выругался сквозь зубы и отступил.

– Спасибо, – сказала Мирослава, когда они сели в машину.

– Вы и сами бы с ним одной левой справились, – улыбнулся Морис.

– Но твой поступок льстит мне как женщине.

– А разве вы женщина? – притворился он удивлённым.

– А кто же я, по-твоему?

– Сверхсущество, наводящее ужас на весь преступный мир.

Мирослава расхохоталась, а потом сказала:

– Я просто нацелена на решение криминальных задачек. Наверное, у меня это наследственное. – И добавила серьёзно: – Но когда ты рядом, у меня это получается гораздо лучше.

«Может быть, взять и сделать ей прямо сейчас предложение?» – промелькнула в его голове шальная мысль. Но он тут же охладил сам себя: «Нет, разозлится и выставит из агентства».

– Ты чего приуныл? – спросила Мирослава, заметив перемену в его настроении.

– Так, ничего, думаю, нам пора возвращаться домой.

– Домой так домой, – согласилась она и подумала о скучающем Доне.

Но прежде, чем встретиться с любимым котом, они увидели у ворот знакомую белую «Ладу Калину».

– Шура, – выдохнула Мирослава, – сейчас примется вопить. А у нас ведь дома ничего съестного нет? – Она растерянно посмотрела на Мориса.

– Есть. Я заранее приготовил борщ и отбивные.

– Морис! Ты чудо! – закричала она.

Шура, уснувший в машине, проснулся, опустил окно, высунул голову и стал возмущаться:

– Что это такое?! Я голодный, усталый приезжаю, а их Митькой звали!

– Сам виноват, – не осталась в долгу Мирослава.

– В чём же это я виноват? – изумился Наполеонов.

– Если стационарный телефон молчит, значит, нас нет дома, и нечего переться в такую даль. Ехал бы к мамочке.

– Ваш стационарный не молчал! Он сказал – оставьте сообщение!

– Ты оставил?

Шура упёр руки в бока.

– Я решил привезти своё сообщение лично!

– Всё, всё! – вклинился Морис. – Все дома, и сейчас будем ужинать.

– А ты не шутишь? – с надеждой в голосе спросил Шура.

– Какие уж тут с вами шутки, – вздохнул Морис.

После ужина подобревший Шура спросил:

– И где вас носило?

– Мы были в «Приюте великанов».

– И что вы там делали?

– Я с клиентом разговаривала, а Морис на сиськи смотрел.

Морис подавился чаем.

– На чьи сиськи? – живо заинтересовался Шура.

– На сиськи великанш.

– Чё, правда?

– Слушай свою подруженьку больше, – сердито проговорил Морис.

– Тогда сам расскажи.

– Было бы чего рассказывать! «Приют великанов» – это кафе. Интерьер оформлен под пещеру. Официантки – крупные девушки в теле.

– А какого они примерно роста?

– Почти такого же, как я.

– Вот это да! – обрадовался Наполеонов. – Хочу в «Приют великанов»! Где он находится?

– На улице Сиреневой.

– Всё! Еду туда обедать в первый же свой выходной.

– Шура ты им до подмышек не дотянешься.

– А грудь и бёдра находятся ниже, – Наполеонов с видом знатока подмигнул Морису. Но тот только отмахнулся.

А Мирослава заметила:

– По-моему, грудь и подмышки на одном уровне.

Миндаугас покачал головой: в смысле – нашли, что обсуждать.

– Слав, – обратился к подруге следователь, – а как ваше расследование продвигается?

– Ни шатко ни валко, – вздохнула она.

– Вот и Абашкин, видать, ничего нового не нарыл, – Шура почесал в затылке.

– А ты откуда знаешь?

– Ребята говорят, что он рвёт и мечет.

– Жалко, что не чёрную икру.

– А уж как нам жалко, – поддакнул Шура. – Говорят, ты с братом Незвецкого была у него в мастерской…

– Кто говорит?

– Злые языки. Так была или нет?

– Была.

– И как он?

– Кто?

– Брат художника.

– Я вообще-то ходила туда картины смотреть.

– А… И чего высмотрела?

– Крестник покойного Бориса Гусарова, оказывается, тоже художник, и Илья Незвецкий его наставник.

– Надо же, как тесен мир, – Наполеонов почесал нос.

– Шур, ты чего чешешься, как шелудивый поросёнок?

– Наверное, на что-нибудь аллергия.

– На отбивные, – предположила Мирослава.

– Щас! На кота вон вашего!

Дон сердито зыркнул на Наполеонова и спрыгнул с дивана.

– Ну погоди у меня! – Мирослава погрозила Наполеонову кулаком, подхватила кота на руки и вышла с кухни.

– Куда это она? – огорчился Шура.