– Восемнадцать, – бросил король.
Порпортук напряг все силы.
– Двадцать!
Синдикат вышел из строя. Эльдорадский король набавил тысячу; набавил и Порпортук. И по мере того как они набавляли, Акун поворачивался от одного к другому, наполовину с угрозой, наполовину с любопытством, как будто хотел видеть, кого из них ему придется убить. Когда король приготовлялся сделать следующее предложение, а Акун придвинулся ближе, король сначала высвободил из кобуры висевший на бедре револьвер, а затем произнес:
– Двадцать три.
– Двадцать четыре, – сказал Порпортук.
Он злобно осклабился, так как уверенность его надбавок наконец пошатнула короля. Этот последний придвинулся ближе к Эл-Су. Он тщательно осматривал ее долгое время.
– И пятьсот, – сказал он наконец.
– Двадцать пять тысяч, – раздалось предложение Порпортука.
Король долго разглядывал и покачал головой. Он поглядел снова и сказал с усилием:
– И пятьсот.
– Двадцать шесть тысяч, – пролаял Порпортук.
Король покачал головой и не захотел встретиться глазами с умоляющим взглядом Томми. Между тем Акун подвинулся совсем близко к Порпортуку. Зоркий взгляд Эл-Су подметил это, и пока Томми вымогал у эльдорадского короля еще одну надбавку, она наклонилась и что-то шепнула на ухо одному из рабов. И пока крик Томми: «Продается… продается… продается…» – оглашал воздух, раб подошел к Акуну и что-то шепнул ему на ухо. Акун не подал никакого знака, что слышал, хотя Эл-Су следила за ним с беспокойством.
– Продана! – выкрикнул голос Томми. – Порпортуку за двадцать шесть тысяч долларов.
Порпортук опасливо покосился на Акуна. Все взоры устремились на Акуна, но он ничего не сделал.
– Пусть принесут весы! – сказала Эл-Су.
– Я заплачу у себя в доме, – заявил Порпортук.
– Пусть принесут весы, – повторила Эл-Су. – Уплата должна быть произведена здесь, чтобы все могли видеть.
Итак, принесли с торгового пункта весы для золота, а Порпортук удалился и вернулся в сопровождении человека, следовавшего за ним по пятам с оленьими мешками на плечах: в мешках был золотой песок. Кроме того, за Порпортуком шел еще один слуга с ружьем, который не спускал глаз с Акуна.
– Вот заемные письма и закладные по пятнадцать тысяч девятьсот шестьдесят долларов и семьдесят пять центов.
Эл-Су взяла их в руки и сказала Томми:
– Считайте их за шестнадцать тысяч.
– Остается уплатить десять тысяч золотом, – сказал Томми.
Порпортук кивнул головой и развязал пасти своих мешков. Эл-Су, стоя на краю берега, разорвала бумажки в клочья и высыпала их на поверхность Юкон. Отвешивание началось, но произошла заминка.
– По семнадцати долларов, конечно, – сказал Порпортук, обращаясь к Томми, пока тот выравнивал весы.
– По шестнадцати долларов, – резко сказала Эл-Су.
– Во всей стране действует обычай, что золото считается по семнадцати долларов за унцию, – отвечал Порпортук, – а это коммерческая сделка.
Эл-Су засмеялась.
– Это новый обычай, – сказала она. – Он повелся с этой весны. В прошлом году и во все прошлые годы считалось по шестнадцати долларов за унцию. Когда отец мой брал взаймы, то считали по шестнадцати. Когда же он расходовал в лавке полученные от тебя деньги, ему за унцию давали муки на шестнадцать долларов, а не на семнадцать. Поэтому ты за меня должен платить по шестнадцати, а не по семнадцати.
Порпортук заворчал, но позволил продолжать отвешивание.
– Развесьте на три кучи, Томми, – сказала она. – Тысячу долларов сюда, три тысячи вот сюда, а шесть тысяч туда.
Это была длительная работа, и пока развешивание продолжалось, все зорко следили за Акуном.
– Он ждет только, пока деньги будут выплачены, – сказал один; эти слова облетели круг, им поверили: все ждали, что сделает Акун, когда деньги будут выплачены. И слуга Порпортука с ружьем тоже ждал и следил за Акуном.
Развеска кончилась, и золотой песок лежал на столе в трех темно-желтых кучках.
– Вот долг моего отца Компании на сумму в три тысячи долларов, – сказала Эл-Су. – Возьмите его, Томми, для Компании. А вот четыре старика, Томми. Вы знаете их. Здесь тысяча долларов. Возьмите их и следите, чтобы старики никогда не были голодны и всегда имели табак.
Томми сгреб золото совком в два отдельных мешка. Шесть тысяч долларов оставалось на столе. Эл-Су сунула совок в кучу и неожиданно смахнула содержимое совка в Юкон; песок рассыпался, словно золотой дождь. Порпортук схватил ее за кисть руки, когда она вторично запускала совок в золото.
– Оно мое, – спокойно сказала она.
Порпортук выпустил ее руку, но заскрипел зубами и мрачно нахмурился, когда она продолжала бросать золото в реку, пока не осталось ни крупинки.
Толпа глядела только на Акуна, а слуга Порпортука стоял против Акуна с ружьем наперевес и большим пальцем нажимал на собачку. Но Акун ничего не сделал.
– Пишите купчую, – сердито сказал Порпортук.
И Томми написал купчую, в которой все права на женщину Эл-Су передавались мужчине Порпортуку. Эл-Су подписала документ. Порпортук сложил его и сунул в кошель. Вдруг его глаза засверкали, и он обратился к Эл-Су с неожиданной речью: