– И все же ты получила от него в двадцать шесть раз больше того, что стоит все наше имущество? – спросил один одноглазый.
Эл-Су молчала.
– Правда ли это? – И его единственный глаз вонзился в нее, как бурав.
– Это правда, – сказала она. – Но я убегу снова! – страстно воскликнула она через мгновение. – Я всегда буду убегать.
– Это дело Порпортука, – сказал другой старик. – Наше дело – вынести решение.
– Какую цену заплатил ты за нее? – спросили Акуна.
– Я ничего за нее не платил, – отвечал тот. – Она была выше всякой цены. Я не мерил ее на золотой песок, ни на собак, ни на шатры, ни на кожи.
Старики долго спорили между собой и тихо бормотали.
– Эти старики – как лед, – сказал Акун по-английски. – Я не послушаюсь их приговора, Порпортук. Если ты возьмешь Эл-Су, я убью тебя.
Старики замолчали и подозрительно взглянули на него.
– Мы не понимаем слов, которые ты говоришь, – сказал один.
– Он говорит только, что убьет меня, – заявил Порпортук. – Поэтому было бы хорошо отнять у него ружье и посадить рядом с ним несколько юношей, чтобы он не причинил мне зла. Он молодой человек; а что для юности переломанная кость?
У беззащитного Акуна отняли ружье и нож, и по обе стороны от него сели юноши из племени маккензи. Одноглазый старик встал и вытянулся во весь рост.
– Мы удивляемся, что такая цена была заплачена за одну женщину, – начал он, – но это нас не касается. Мы собрались сюда, чтобы вынести решение, и решение мы выносим. У нас нет сомнений. Всем известно, что Порпортук заплатил высокую цену за эту женщину, Эл-Су, в силу чего женщина Эл-Су принадлежит Порпортуку и никому другому.
Он тяжело уселся и закашлялся. Старики кивнули головами и тоже закашлялись.
– Я убью тебя! – крикнул Акун по-английски.
Порпортук улыбнулся и встал.
– Вы вынесли справедливое решение, – сказал он, обращаясь к совету. – И мои юноши дадут вам много табака. Теперь прикажите подвести ко мне женщину.
Акун заскрежетал зубами. Юноши взяли Эл-Су за руки. Она не сопротивлялась, и ее подвели к Порпортуку. Лицо ее было как зловещее пламя.
– Сядь тут, у моих ног, пока я не кончу своей речи, – приказал он. Затем он на мгновение остановился.
– Это верно, – сказал он, – что я старик. И все же я могу понимать повадки молодости. Не весь еще огонь у меня вышел. Однако я уже не молод и не хочу пробегать все оставшиеся мне годы на этих старых ногах. Эл-Су умеет бегать хорошо и быстро. Она – лань. Я знаю это, потому что сам видел и бежал за нею. Нехорошо, когда жена так быстро бегает. Я заплатил за нее высокую цену, а все-таки она бежит от меня. Акун ничего не заплатил; а все-таки она бежит к нему. Когда я прибыл к вашему народу, на Маккензи, у меня была только одна мысль. Когда я слушал совещание и вспомнил о быстрых ногах Эл-Су, я думал о многом. Теперь я снова думаю об одном, но эта мысль не та, которую я принес с собой на совет. Позвольте сказать вам мою мысль. Если собака раз убежала от хозяина, она убежит снова. Сколько раз ни приводи ее обратно, она все равно убежит. Эл-Су подобна убежавшей собаке. Я хочу продать ее. Есть ли человек в этом совете, который хотел бы купить ее?
Старики кашляли и молчали.
– Акун купил бы, но у него нет денег. Поэтому я отдам ему Эл-Су, как он сказал, без выкупа. Даже теперь я отдам ее ему.
Наклонившись, он взял Эл-Су за руку и подвел ее туда, где Акун лежал на спине.
– У нее скверная привычка, Акун, – сказал он, сажая Эл-Су к ногам Акуна. – Как она прежде убежала от меня, так в будущем могла бы убежать от тебя. Но нечего бояться, что она когда-либо убежит, Акун. Я позабочусь об этом. Никогда она не убежит от тебя – это слово Порпортука. У нее очень острый ум, и я это знаю, потому что он часто кусал меня. Теперь я хочу воспользоваться своим остроумием. И при помощи этого моего остроумия я сохраню ее для тебя, Акун.
Наклонившись, Порпортук скрестил ноги Эл-Су, так что одна голень лежала на другой; и тогда, раньше чем его намерение могло быть угадано, он разрядил ружье сквозь обе лодыжки. Когда удерживаемый сторожившими его индейцами Акун попытался подняться, послышался хруст вновь переломившихся костей.
– Это справедливо, – сказали друг другу старики.
Эл-Су не издала ни звука. Она сидела и смотрела на свои раздробленные ноги, на которых ей больше никогда не придется ходить.
– Мои ноги сильны, Эл-Су, – сказал Акун. – Но никогда они не уведут меня от тебя.
Эл-Су взглянула на него, и в первый раз за все время, что он знал ее, Акун увидел слезы на ее глазах.
– Твои глаза – как глаза лани, Эл-Су, – сказал он.
– Справедливо ли? – спросил Порпортук и осклабился сквозь дым, собираясь в обратный путь.
– Справедливо, – ответили старики. И в молчании застыли.
Смок Беллью
Вкус мяса