Он осушил свой стакан. Дрожащая рука раба не успела подхватить стакан, и он упал на пол. Клаки-На откинулся назад, тяжело дыша и следя за тем, как опрокидывались стаканы у губ гостей, а его собственные губы слегка улыбались в ответ на их рукоплескания. По его знаку двое рабов попытались поддержать его, чтобы он снова мог сидеть прямо. Но они были слабы, а его тело было могучего сложения, и четверо стариков спотыкались и шатались, помогая ему подняться.
– Но жить надо не так, как мы с тобой, – продолжал он. – У нас есть сегодня другое дело, Порпортук. Долги – это беда, и мне не посчастливилось с тобой. Что с моим долгом и как он велик?
Порпортук порылся в своем кошельке и вынул запись. Он пригубил стакан и начал:
– Вот счет от августа 1889 года на триста долларов. Проценты не были уплачены. Вот счет от следующего года на пятьсот долларов; этот счет был включен в другой, написанный два месяца спустя, на тысячу долларов. Затем идет счет…
– Брось все эти счета! – нетерпеливо крикнул Клаки-На. – От них у меня кружится голова и все, что в ней находится. Говори всю сумму! Сколько там всего?
Порпортук справился в своих записях.
– Пятнадцать тысяч девятьсот шестьдесят семь долларов и семьдесят пять центов, – прочитал он с точностью.
– Пусть будет шестнадцать тысяч, пусть будет шестнадцать, – сказал Клаки-На великодушно. – Неровные числа всегда меня путают. А теперь, – для того-то я и послал за тобой, – напиши мне новый счет на шестнадцать тысяч, который я сейчас и подпишу. Я ничего не понимаю в процентах. Ставь сколько хочешь и считай за мной уплату на том свете, когда мы встретимся у костра Великого Отца всех индейцев. Тогда будет уплачено по твоему счету. Это я тебе обещаю. Даю тебе слово Клаки-На.
Порпортук выглядел ошарашенным, а раздавшийся хохот потряс стены.
Клаки-На поднял руки.
– Нет, – крикнул он. – Это не шутка. Я говорю совершенно серьезно. Потому-то я и послал за тобой, Порпортук. Пиши счет.
– Я не веду дел с загробным миром, – медленно ответил Порпортук.
– Разве ты не надеешься встретиться со мною перед лицом Великого Отца? – спросил Клаки-На. Затем он прибавил: – Я там буду наверное.
– Я не веду дел с загробным миром, – кисло повторил Порпортук.
Умирающий поглядел на него с чистосердечным удивлением.
– Я ничего не знаю о том свете, – объяснил Порпортук. – Я делаю дела в этом мире.
Лицо Клаки-На прояснилось.
– Это происходит от холодных ночей, – засмеялся он. Он подумал некоторое время и затем произнес: – Ты должен получить свою плату в этом мире. У меня остался этот дом. Возьми его и сожги счет вот на этой свечке.
– Это старый дом, который не стоит таких денег, – отвечал Порпортук.
– У меня есть еще прииск на Твистэд Сэгмоне.
– Он никогда не стоил того, чтобы его разрабатывать, – был ответ.
– А моя часть в пароходе «Коюкук». Я – в половинной доле.
– Он лежит на дне Юкона.
Клаки-На изумился.
– Верно. Я и забыл. Это случилось прошлой весной во время ледохода.
Он углубился в размышления, и в это время никто не прикасался к стаканам: все ждали, что он скажет.
– В таком случае выходит так, что я должен тебе сумму, которую не могу уплатить… на этом свете.
Порпортук кивнул головой и поглядел на конец стола.
– В таком случае выходит так, что ты слабый делец, Порпортук, – лукаво сказал Клаки-На.
Но Порпортук дерзко ответил:
– Нет, здесь есть еще нетронутое обеспечение.
– Как? – воскликнул Клаки-На. – У меня есть еще имущество? Назови его, и оно твое, а мы квиты.
– Вот оно! – Порпортук указал на Эл-Су.
Клаки-На не понял. Он посмотрел на тот конец стола, протер глаза и посмотрел снова.
– Твоя дочь, Эл-Су. Ее я возьму – и квиты. Я сожгу все эти записи вот на этой свечке.
Широкая грудь Клаки-На заходила вверх и вниз.
– Ха-ха! Вот так штука, хо-хо-хо! – гомерически захохотал он. – Это ты-то, с твоей холодной постелью и дочерьми, которые годятся в матери Эл-Су! Ха-ха-ха!
Он стал кашлять и задыхаться, и рабы хлопали его по спине.
– Ха-ха-ха! – начал он снова и захлебнулся в новом пароксизме смеха.
Порпортук терпеливо подождал, прихлебывая из своего стакана и изучая двойной ряд лиц за столом.
– Это не шутка, – сказал он наконец. – Я говорил серьезно.
Клаки-На протрезвился и поглядел на него, затем потянулся за стаканом, но не смог его взять. Раб подал ему стакан, и он швырнул его вместе с содержимым в лицо Порпортука.
– Вышвырните его вон! – загремел Клаки-На, обращаясь к сотрапезникам, напряженно выжидавшим, как стая собак на своре. – И выкатайте его в снегу!
Когда обезумевшая ватага пронеслась мимо него на улицу, он подал знак рабам, и четверо трясущихся стариков подняли его на ноги навстречу возвращавшимся кутилам. Он стоял во весь рост и предложил им тост за короткую ночь, в которую тепло спится.