Любовь к жизни. Рассказы

У нас была прекрасная свора, и мы, разумеется, погрузили ее вместе с провиантом. Пятно был тут же: избавиться от него было невозможно. В первый же день он раз двенадцать сбрасывал за борт собак, с которыми затевал драку. Квартирка была небольшая, а он не любил тесноты.

– Эта собака нуждается в просторе, – сказал Стив на второй день. – Давай высадим ее.

Мы причалили к Карибу-Кроссингу, и он выскочил на берег. Два других хороших пса последовали за ним; и мы потеряли два дня на поиски. Тех двух мы с той поры никогда не видали; и все же почувствовали большое облегчение, решив – как тот, который потерял сто пятьдесят долларов, – что еще дешево отделались. Впервые за много месяцев мы со Стивом смеялись, насвистывали и пели. Мы были счастливы, как ракушки. Черные дни миновали. Кошмар кончился. Пятно исчез.

Однажды утром, через три недели, Стив и я стояли на берегу реки в Доусоне. Как раз подъезжала маленькая лодка с озера Беннет. Я увидел, как Стива передернуло, и он произнес что-то очень нелюбезное, и притом довольно громко. Тогда и я поглядел в ту сторону. И вот, на носу лодки, с настороженными ушами сидел Пятно. Мы со Стивом немедленно улизнули, как побитые дворняжки, как трусы, как воры, скрывающиеся от правосудия. За этих последних и принял нас полицейский лейтенант, видевший, как мы улепетывали. Он предположил, что в лодке сидели чины стражи, гнавшиеся за нами. Он не дождался, пока дело разъяснится, но выследил нас и в кабачке «М и М» отвел нас в уголок. Мы провели порядочно времени в объяснениях; но ни за что не хотели вернуться к лодке и встретиться с Пятном. Наконец он приставил к нам другого полицейского, а сам пошел к лодке. Отделавшись от него, мы направились к своему бараку; но когда мы подошли к нему, Пятно сидел на крыльце и дожидался нас. Каким образом узнал он, что мы там живем? В это лето в Доусоне было сорок тысяч народу. Как же он разыскал наш барак среди всех остальных бараков? Как он вообще узнал, что мы находимся в Доусоне? Я предоставляю вам решать эти вопросы. Не забывайте того, что я говорил о его уме и о чем-то бессмертном, таившемся в его глазах.

Теперь уже от него невозможно было избавиться. В Доусоне было слишком много людей, покупавших его в Чилькуте, и история эта стала известной. Раз шесть мы погружали его на пароходы, шедшие вниз по Юкону; но он сходил на берег на ближайшей остановке и бежал назад вверх по реке. Мы не могли продать его; мы не могли убить его (и Стив и я пытались это сделать), и никто другой тоже не в состоянии был убить его. Жизнь его была заколдована. Я видел, как он во время драки нырнул в свору, и пятьдесят собак набросились на него; а когда они разбежались, он появился вновь невредимым, стоя на всех четырех лапах, в то время как две из набросившихся на него собак валялись мертвыми.

Я видел однажды, как он украл из ямы для провианта у майора Динвидди такой тяжелый кусок оленины, что мог бежать не более чем на один прыжок впереди краснокожей женщины – кухарки миссис Динвидди, преследовавшей его с топором в руке. Когда он бежал вверх по холму и индианка от него отступилась, вышел сам майор Динвидди и стал стрелять из винчестера. Он разрядил две обоймы, но ни разу не попал в Пятно. Затем явился полисмен и арестовал его за стрельбу в черте города. Майор Динвидди заплатил штраф, а мы со Стивом уплатили ему за оленину из расчета по одному доллару за фунт вместе с костями. Это была цена, по которой он купил ее. Мясо в тот год было дорого.

Я рассказываю только то, что видел своими глазами. И я хочу рассказать вам еще кое-что. Я видел, как Пятно проваливался в прорубь. Лед был толщиной в три с половиной фута, и течение подтянуло его под лед, как соломинку. На триста ярдов ниже по течению находилась большая прорубь, которой пользовалась больница. Пятно вылез из больничной проруби, слизнул воду, выкусил лед, образовавшийся между пальцами, и оттрепал большого ньюфаундленда, принадлежавшего приисковому комиссару.