Читаем Любовь к жизни. Рассказы полностью

Да, выглядел он хорошо. Когда он бывал «в форме», мускулы его выпирали. На вид он был самым сильным, самым понятливым животным, какое я когда-либо видел на Аляске. При взгляде на него думалось, что он способен перевозить больше груза, чем три собаки его веса. Быть может, это и так, хотя я никогда не видел, чтобы он это делал. Его ум был направлен не в ту сторону. Воровал и жульничал он в совершенстве. Он обладал просто поразительным инстинктом – угадать, что предстоит работа, и умело от нее увильнуть. Он был почти гениален в том, чтобы как раз в нужную минуту потеряться и потом опять найтись. Но когда доходило до дела, всякая понятливость покидала его, и он превращался в какую-то массу такого глупого трясущегося мяса, что при взгляде на него сердце обливалось кровью.

Иногда мне казалось – это была не глупость; подобно некоторым известным мне людям, он был слишком умен, чтобы работать. Я не удивляюсь, что при помощи этой своей сметки он все время брал верх над нами. Может быть, он все точно рассчитал и решил, что время от времени трепка без работы лучше, чем постоянная работа без трепки. Он был достаточно умен для такого расчета. Говорю вам, я сидел и глядел этой собаке в глаза, пока мурашки не забегали у меня по спине и спинной мозг не стал бродить как дрожжи, – такой ум светился в этих глазах. Я не могу подобрать для него подходящее выражение. Это не поддается описанию обычными словами. Я видел – и этого довольно. Порой при этом казалось, точно заглядываешь в человеческую душу; а то, что я там увидел, испугало меня и пробудило во мне различные мысли… о перевоплощении и т. п. Уверяю вас, я почувствовал что-то большое в глазах этой собаки. В них светилась какая-то весть, но я сам был недостаточно велик, чтобы уловить ее. Что бы там ни было (я знаю, меня сочтут сумасшедшим) – что бы там ни было, но оно сбивало меня с толку. Я не могу дать ни малейшего понятия о том, что я увидал в глазах этого животного: дело было не в блеске и не в окраске; там было что-то мерцающее, движущееся, уходящее вглубь, в то время как самые глаза не двигались. Мне кажется, что я никогда не видел, как оно двигалось, я только чувствовал, что оно движется. Это было выражение. Вот что это было! И на меня оно производило впечатление движения. Нет! Это не походило на простое выражение; тут было нечто большее. Я не знаю, что это было. Но все равно оно возбуждало во мне чувство какого-то родства, или, точнее, родства равного с равным. Эти глаза никогда не умоляли, как глаза оленя: они вызывали на поединок. Нет, это был и не вызов, а спокойное утверждение равенства. И я не думаю, что это было преднамеренно. Я полагаю, с его стороны это было бессознательно. Оно было там, потому что было, и невольно просвечивало. Нет, я не хочу сказать «просвечивало». Оно не светилось, оно двигалось. Я знаю, что говорю бестолково, но если бы вы заглянули в глаза этого животного так же, как я, то вы бы поняли. Стив испытывал то же чувство, что и я.

Между прочим, однажды я хотел убить Пятно: этот пес ни на что не годился. Но мне это не удалось. Я повел его в кусты, и он шел за мной медленно и неохотно. Он знал, что его ждет. Я остановился на удобном месте, наступил ногой на веревку и выхватил свой большой «кольт». А собака сидела и глядела на меня. Уверяю вас, она не молила о пощаде. Она только глядела. И я увидел целую массу непонятных вещей, которые двигались – да, двигались в этих глазах. Фактически я не видел, как они двигались; я думал, что вижу, ибо, как сказано, я, вероятно, только чувствовал их. И я хочу сказать вам напрямик, что это было выше моих сил. Это напоминало убийство человека – сознательного, храброго человека, который прямо глядел в ваше дуло, как бы говоря: «Кто из нас боится?» Тогда весть казалась такой близкой, что я, вместо того чтобы быстро спустить курок, остановился и смотрел, не сумею ли я эту весть уловить. Вот она, была тут, прямо передо мною, мелькала то тут, то там в этих глазах. И тут уже было слишком поздно. Я был испуган. Я дрожал всем телом и в желудке ощущал странное содрогание, доводившее меня до морской болезни. Я все сидел и глядел на этого пса, а он – на меня, пока мне не стало казаться, что я схожу с ума. Хотите знать, что я сделал? Я бросил оружие на землю и побежал обратно к стоянке. Стив поднял меня на смех. Но я обращаю ваше внимание: через недельку Стив повел Пятно в лес с той же самой целью и вернулся один, а немного погодя притащился и Пятно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большие буквы

Великий Гэтсби. Главные романы эпохи джаза
Великий Гэтсби. Главные романы эпохи джаза

В книге представлены 4 главных романа: от ранних произведений «По эту сторону рая» и «Прекрасные и обреченные», своеобразных манифестов молодежи «века джаза», до поздних признанных шедевров – «Великий Гэтсби», «Ночь нежна».«По эту сторону рая». История Эмори Блейна, молодого и амбициозного американца, способного пойти на многое ради достижения своих целей, стала олицетворением «века джаза», его чаяний и разочарований. Как сказал сам Фицджеральд – «автор должен писать для молодежи своего поколения, для критиков следующего и для профессоров всех последующих».«Прекрасные и проклятые». В этот раз Фицджеральд знакомит нас с новыми героями «ревущих двадцатых» – блистательным Энтони Пэтчем и его прекрасной женой Глорией. Дожидаясь, пока умрет дедушка Энтони, мультимиллионер, и оставит им свое громадное состояние, они прожигают жизнь в Нью-Йорке, ужинают в лучших ресторанах, арендуют самое престижное жилье. Не сразу к ним приходит понимание того, что каждый выбор имеет свою цену – иногда неподъемную…«Великий Гэтсби» – самый известный роман Фицджеральда, ставший символом «века джаза». Америка, 1925 г., время «сухого закона» и гангстерских разборок, ярких огней и яркой жизни. Но для Джея Гэтсби воплощение американской мечты обернулось настоящей трагедией, а путь наверх, несмотря на славу и богатство, привел к тотальному крушению.«Ночь нежна» – удивительно тонкий и глубоко психологичный роман. И это неслучайно: книга получилась во многом автобиографичной, Фицджеральд описал в ней оборотную сторону своей внешне роскошной жизни с женой Зельдой. В историю моральной деградации талантливого врача-психиатра он вложил те боль и страдания, которые сам пережил в борьбе с шизофренией супруги…Ликующая, искрометная жажда жизни, стремление к любви, манящей и ускользающей, волнующая погоня за богатством, но вот мечта разбивается под звуки джаза, а вечный праздник оборачивается трагедией – об этом такая разная и глубокая проза Фицджеральда.

Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Зарубежная классическая проза

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века