Люблю, убью, умру...

Андрей семимильными шагами шел к выздоровлению. Илья Лаврентьевич искренне радовался этому, а лечащий врач Андрея говорил, что в его практике было не так уж много примеров столь явной и несомненной ремиссии.

Скоро он покинул стены клиники, где провел два года.

Перед уходом он говорил с Ильей Лаврентьевичем.

— Вот и все, — сказал он. — Покидаю вас. Странно, но у меня самые добрые воспоминания об этом заведении…

— Я очень рад за вас, голубчик! — От полноты чувств Илья Лаврентьевич даже прослезился. — Ведь поначалу вы так плохи были, никто и не надеялся, что у вас в голове просветление наступит… Тъфу-тъфу-тъфу! Таким молодцом сейчас!

— Я благодарен вам. С вашей помощью я понял, что у меня только два пути — окончательно погибнуть или возродиться к новой жизни. Признаюсь — погибать в мыслях о ней, в мечтах о ней было сладко… — Андрей уже мог совершенно спокойно произносить Дусино имя, теперь оно не вызывало в нем мучительных судорог и слез, как раньше, стало для него обычным, женским именем в череде всех прочих. — Но что за достоинство — погибнуть? Жить гораздо сложнее. И я решил сопротивляться безумию…

— Каким вы видите свое будущее?

— Оно принадлежит Тане.

— А в другом, в социальном плане, так сказать? Фон беруф, как говорят немцы?

— Профессию, милейший Илья Лаврентьевич, я решил сменить — это к вашему вопросу о «фон беруф».

— И чем же вы теперь предполагаете заниматься? — почтительно спросил Илья Лаврентьевич.

— Как, неужели вы не догадались, мой дорогой друг? — Андрей засмеялся и обнял своего собеседника.

Тот покраснел, смущенно почесал свою седую шевелюру.

— Нет, признаться… Да мы и не говорили о том! — сказал он. — О чем я должен был догадаться?

— Я собираюсь избрать духовный путь. Стану священником, у меня будет свой приход… Что может быть лучшие? Мысли мои никогда не вернутся к прошлому. Да и вообще, думать о Дусе Померанцевой, кроме как в общечеловеческом смысле, станет грехом…

— Батюшкой, значит, станете… — Илья Лаврентьевич ужасно взволновался и растрогался. — А Татьяна Николаевна, значит, матушкой…

— И не говорите, мой дорогой! — засмеялся Андрей. — Более всего трудно представить Татьяну Николаевну матушкой — уж такая она эффектная женщина, ей только в салонах блистать, на светских раутах. Но она согласна с моим выбором и даже более того — она ему рада. Рука об руку мы пойдем с ней вместе по дороге жизни…