Предрасположенность к продажности! Очевидно, врожденная. Джульетта просто не способна любить. И медовый период их романа закончился. Что остается?
Жалкая жизнь неудачника, третьесортного обывателя — в виде голой беспощадной правды, больше не окутанной прекрасным флером любовного романа.
Ах, если бы то, что «течет и изменяется», можно было остановить. «Остановись, мгновение, — ты прекрасно». Остановись — не надо никакого продолжения. Три часа назад… Когда не было еще этого мерзкого флирта на его глазах… Остановить, пока не стало поздно.
Он бросил рассеянно в бокал еще одну таблетку — и пузырьки закружились снова. Волшебное завораживающее серебристое кружение…
Еще одну — и они опять клубятся и кружатся. Еще одну… И еще…
Она выпила все быстро и жадно, залпом, не чувствуя вкуса и не слишком соображая, что делает.
Обычная проблема перепившей проститутки — сушняк. Очень банально — «и главное, сухо».
Он совершенно не хотел все это видеть. Он слыхал, что это выглядит ужасно. Они, умирающие, отравившиеся, обгаживаются, и все такое. Нет, эти натуралистические подробности только бы разбивали мизансцену, которую он уже очень хорошо представлял.
Да, и еще, он почему-то не верил до конца, что это все-таки случится…
Но это случилось.
Он вернулся на следующий день. Она уже остыла.
И тогда он стал строить мизансцену.
«Борются со смертью розы. Их госпожа умирает без надежды на счастье».
Может быть, этим бы все и ограничилось… Может быть, он сумел бы остановиться… Но как раз в это время умер отец. Судьба оказалась милостива к старому человеку. Она не захотела, чтобы он умирал несчастным — зная, что стало с сыном. И он умер в счастливом неведенье — до того! — быстро, легко, мгновенно. Когда чинил в саду насос… Наклонился с гаечным ключом — и вдруг схватился за сердце, и ткнулся головой в траву. Тщательно, как всегда, одетый, похожий на иностранного рабочего из старого кино — у таких, и когда они в мастерской, в боковом кармане чуть ли не шелковый платочек… В любимой клетчатой куртке с аккуратно подштопанными дырочками, светлой свежей рубашке. В Гореловке мало кто чинил в таком виде насосы. Гореловский стиль жизни состоит в том, что на даче нужно одеваться так, чтобы коровы в обморок падали.
То, что Сержик ощутил, вернувшись в дом, когда проводил до калитки последних гостей с поминок, оказалось неожиданным для него самого… Настолько, что даже испугало.