Но на приветствие и на призывные помахивания рукой — присаживаться с ними — Алеша не ответил, быстро сел за ближайший стол, отвернулся и подумал: «Да-а…» За столом, где сидели о н и, раздался взрыв смеха; ему показалось, что смех этот на его счет, и он почувствовал, как краснеет напрягшейся шеей. «Алеша! Алеша!..» — звала его Надя сквозь смех. «Как же», — подумал он, и в это время его коснулась мягкая, нежная рука Нади.
— Алешенька, — сказала она, будто давным-давно звала его так. — Алешенька, — повторила она, стоя рядом, напротив, глядя прямо ему в глаза, — ты не обижайся… Это я тебе нарочно про тамбур написала. Чтоб расшевелить тебя, чтоб смеялся вместе с нами. Ты ждал?..
«Вот так тебе, так…» — подумал он о себе с раздражением, близким к злорадству.
Потом, конечно, он сидел рядом с ними, выпил вина, и видел особенный блеск ее глаз, и думал: она пьяна, но это не мучило его, он думал: «Сам я пьян». И когда Володя что-то сказал, а друг его Алеша подхватил реплику, то все разом рассмеялись, и тогда Алеша посмотрел на всех удивленным взглядом, понял, о ком идет речь, и сказал:
— Да, был какой-то… у него того, кажется…
Тут совсем развеселый смех полетел по ресторану, Алеша — пышные усы повторял: «…какой-то, какой-то!..»
— Он тут… этот какой-то: «жена целый день где-то… дрянь… наверняка с хахалем… дрянь…»
— А я, — подхватил Володя, — спрашиваю: такая-то вот, что ли? «Видел ее, видел?» — закричал он, а пьяный он был в дребадан, орет: «Где? Где?!» Отвечаю:
«Такой-то вагон знаешь?»
«Та-ак!..»
«Такое-то купе найдешь?»
«Та-ак!..»
«Ну и дуй… Не ушла еще, то там. Там вот этот… ты то есть (кивок на Алешу)… правда, боксер-разрядник…»
— Все равно побежал, — усмехнулся Алеша — пышные усы. — Потому что — что? Потому что любовь… Прибегал драться?
Алеша подумал-подумал, что ответить, и сказал:
— Или сволочи вы… — И, помолчав, добавил: — Или кретины.
— Нет, — возразил Володя, — мы не сволочи. И мы не кретины. Мы шутить изволили…
— И потом, — добавил второй, — мы же вот не бьем тебе морду за такие слова?
— Ребята, ребята! — нервно-взволнованно засмеялась Надя.
— Потому что, — продолжал Володя, — зачем же нам бить ему морду? — А обращался он исключительно к своему другу. — Так, Алеша?
— Но вообще-то, подхватил тот, — дуракам морду бьют.
— И грубиянам невоспитанным тоже! — в тон продолжал Володя.
Тут Надя, словно кто-то ей нечаянно шепнул-подсказал, поднялась с места, наклонилась над столом и, опалив Алешу дыханием, дважды поцеловала его в одну и в другую щеки.
Мгновение стояла тишина.
— Вот это, — сказал наконец, поморщившись, Володя, — это, конечно, вариант другой… Это надо ценить, мальчик! — Он словно упрекал Алешу. — Потому что — что? Потому что это…
— Это, конечно, да… — подтвердил второй, — это тебя спасает… Тут понимать надо.
И потом, уже в купе, особенно если выходила куда-нибудь Надя, они смотрели на него насмешливо, как на ничтожество, но не трогали и не запугивали его, а лишь разговаривали между собой:
— Ведь он, как думаешь, наверняка к жене едет?
— Или от жены…
— И у него, наверное, детишки есть. Детки…
— Да, и много их, конечно, деток… Взгляни-ка на него!
— Да, здоров, гигант… Какие плечи! Какой торс!
— А взгляд какой!
— А кулачки!
— А все равно…
— Чего?
— …хоть и отец…
— Чего?
— …хоть и глава…
— Наверняка…
— …не может ведь без шлюх.
И как только проехали Красноуфимск, Надя начала собирать свои вещи и собирала как-то беспорядочно, комканно. Или неожиданно прекращала все, садилась за столик и смотрела в окно. Там, за окном, вечер обволакивался сумеречным туманом.
— Рановато, — усмехнулся Володя, обратившись к Наде.
Она быстро оглянулась, посмотрела на него внимательно; Володя — черная рубашка усмехнулся ей в глаза.
— Да мальчики! — выдохнула Надя. — Да выйдите же на минутку, как вы не понимаете?
— Нам? — показал Володя на себя и Алешу — пышные усы.
Надя вспыхнула (не ожидала, что т а к ее поймут).
— Всем! Всем!.. Вот так, так… — приговаривала она, выпроваживая всех из купе. — Какие догадливые, какие послушные…
Алеша направился в одну сторону, а те в другую, но Володя остановился, крикнул Алеше вслед:
— Только, мальчик, не вздумай юркнуть к ней!
— Потому что, — подхватил второй, — хоть ты и гигант, а все таки смотри…
— Во-во…
«Вам я уже все сказал…» — подумалось Алеше.
Он стоял в тамбуре долго, были какие-то краткие остановки, оставались позади вначале редкие, а затем частые и беспорядочные пригородные постройки. Свердловск приближался. Как раз когда Алеша очнулся, словно бы вышел из забытья, была какая-то остановка — буквально на миг, и тут же, как бы оттолкнувшись от земли, поезд тронулся, на окно наплыла вывеска — «Шарташ», у Алеши радостно кольнуло сердце: «Уже Шарташ…» Внизу, на параллельных путях, стояла Надя, держа в одной руке плащ, а в другой чемодан. Вагон прокатился мимо, Алеша глядел на фонарь, на тусклый его желтый свет, и тут снова начались серые деревянные домики, изредка мелькали — как бы внахлест — двухэтажные, вроде теремка, каменные дома; Свердловск был близок.
«То есть как Надя?» — наконец пронзило его.
«Как Надя?!»