Любить и убивать

Садясь в «девятку», взглянул на часы. Было четверть первого. Опять к Деду ехать. А тут приходилось оставлять пустоту. Человечков бы ему, Сырцову, человечков, чтобы незаметно где надо топтались!

Глава 28

 Чтобы не примелькаться, да и по ряду других причин он возвратился в город на старой казаряновской «восьмерке». Ему был известен график ответственной Элеонориной работы, но он взял время с захлестом: был в логуновском дворе за час до ее выхода, в восемнадцать ноль-ноль. Очень удачно пристроился за трансформаторной будкой рядом с полуразложившимся трупом «Москвича-408» и стал спокойненько ждать.

Без четверти семь появился «БМВ» глубокого синего, естественно, цвета. Нынче темно-синее богатые носят. К подъезду сей шикарный автомобиль не подъехал, скромно остановился в отдалении. И неподалеку от Сырцова, что приятно облегчало работу, ибо, не суетясь, прямо из «восьмерки» можно было рассмотреть паренька в шикарном прикиде. Паренек как паренек. Удивительно точны законы капитализма. Спрос порождает предложение. Нужны хозяевам жизни атлеты без мозгов — вот они, пожалуйста! Сколько надо? Десяток? Сотню? Тысячу? К вашим хорошо оплачиваемым услугам.

Атлет без мозгов в шикарном прикиде вылез из «БМВ» и, поднявшись на три ступеньки, уселся в тени на лавочке дворового сквера. Привычно уселся, автоматом, и стал ждать, рисуя что-то прутиком на песке. Интересно что?

Без пяти семь вырвалась из подъезда Элеонора. Без передника, без кокошника — в штатском. Атлет тотчас двинулся ей навстречу. На полпути встретились. Неслышно было, о чем они щебетали, но после щебета атлет вернулся к «БМВ» — подогнал его к подъезду и открыл багажник. Пока они выносили из подъезда,объемистые пластиковые пакеты (судя по всему, Элеонорины продовольственные запасы), Сырцов в невыносимой жажде узнать, что же рисовал на песочке атлет, незаметно рванул к скамейке. Можно было и не бегать: голая баба и мужской половой орган. Сырцов в раздражении растер ногой картиночку и вернулся к «восьмерке».

Лучший путь до Абельмановской — набережная, и «БМВ» зашелестел по набережной. На Фрунзенской оторвался было от «восьмерки», но после Крымского моста пошли светофоры, сужения, легкие подвижные автомобильные полупробки. Так что Сырцов мог не волноваться.

У высотного здания в Котельниках над Яузой свернули налево и мигом выкатили на Таганскую площадь. А здесь уже она, Абельмановская.

«БМВ» въехал во двор необозримого, сложной конфигурации светлого дома. Сделав малую паузу, «восьмерка» последовала за ним.

Везуха так везуха: посреди двора расположилась спортивная площадка, огороженная полутораметровым деревянным заборчиком, продолжением которого вверх была частая металлическая сетка. Лучше не придумаешь для скрытого наблюдения. «БМВ» подъехал к третьему от арки подъезду, и атлет с Элеонорой, подхватив пакеты, скрылись за монументальными дверями. Поговорка есть: «Хуже нет ждать да догонять». Тогда, следовательно, нет худшей работы, чем сыщицкая, так как основное занятие сыщика — ждать да догонять. Но Сырцов привык. Загнал «восьмерку» за спортплощадку так, чтобы ее не было видно от третьего подъезда, нашел скамейку позакрытее и уселся ждать. Догонять придется потом.

Атлет появился минут через семь. Зря, значит, он вожделенно рисовал на песке голую Элеонору и свой член. Вероятнее всего, он в этом доме прислуга за все. Прислуга у прислуги.

Атлет в «БМВ» не сел. Независимо засунув руки в карманы широких штанин, он с угрожающей гордостью оглядел окружающий его мир и пешочком направился к арке. Неплохо, совсем неплохо. Автомобильчик кому-то нужен. Имело смысл ждать. Да все равно бы ждал, со смыслом или без смысла.

Ждать надо уметь, и Сырцов умел. Заставив себя существовать вне времени и отключив мыслительный процесс, он жил только видимой картинкой и слышимыми звуками. Так почти не устаешь.

Сырцов чуть не пропустил его. Сгустились мутные сумерки, и вместе с ними пришел Паша Рузанов, такой же мутный и серый в серости. Не таясь, он прошел в третий подъезд.

Было по-ночному темно, когда Паша вышел на свет при подъездного фонаря. Узнал его Сырцов только по седой бороде и, если бы не видел, как он входил в дом, наверняка не узнал бы вообще. Под жалким фонарем сияло чудо в полированных штиблетах, в черных брюках с атласными лампасами, в белом смокинге с пластроном и при бабочке. Немытая, висевшая сальными сосульками грива и неровная неряшливая борода превратились в нечто пышное, парящее, артистическое. Это нечто обрамляло, как говорилось в старину, значительное и таинственное лицо артиста, художника, творца.

Творец небрежно забрался в «БМВ» и умело двинул с места. Сырцов на «восьмерке» еле успел пристроиться вслед.