Любить и убивать

— Ждите моего звонка с десяти утра.

— Что ж, я буду ждать, — согласилась она, и зазвучали короткие гудки.

Глава 29

 Вот этого он никак не ожидал. Ни свет ни заря по московским меркам, а короче — в восемь утра — к нему заявился Валентин Константинович Логунов.

Сырцов, побрившись и приняв душ, еще бродил по квартире, обсыхая перед завтраком, когда зазвонили в дверь.

В глазке маячил солидно, по-банкирски одетый Логунов, бесцельно осматривая лестничную клетку. Сырцов, как был в трусах, не без любопытства открыл дверь.

— Здравствуйте, Георгий Петрович. Я прошу извинить меня за столь ранний визит, но время не терпит.. Мы можем сейчас поговорить?

— Отчего же не мочь? Обязательно можем, — ворчливо бормотал Сырцов. — Доброе утро, Валентин Константинович. Проходите.

Голый Сырцов и упакованный в двубортный, темный костюм Логунов — картинка, достойная кисти какого-нибудь бойкого постсоветского сюрреалиста. Устроились по-сырцовски привычно: он сам на тахте, а Логунов в кресле.

Спазматически зевнув (не нарочно), Сырцов начал разговор как положено:

— Слушаю вас, Валентин Константинович.

Логунов сперва, растопырив пальцы, внимательно рассмотрел свои руки (слегка подрагивали. Не с бодуна ли?), потом указательным и большим правой безжалостно подергал себя за нос — недолго. Вздохнув с хлипом, решился:

— Я хочу предложить вам, Георгий Петрович, поработать на меня.

— Я уже работаю на ваше семейство, — быстро ответил Сырцов.

— Не на семейство. На меня лично.

— И в чем же должна заключаться моя новая работа?

— Она будет продолжением старой.

— Не понял. И, пожалуйста, короче и конкретней. У меня мало времени.

— Мне ничего не было сказано, но по некоторым признакам я понял, что вы нашли Ксению и устроили се свидание с матерью.

«Матерью». Слово аж скрипнуло. Сырцову вдруг стало неудобно оттого, что он не одет. Футболка висела на стуле. Он натянул ее.

— Допустим, я устроил свидание Ксении со Светланой Дмитриевной. И что?

— Судя по всему, Ксения отказалась возвратиться домой. Я прав?

— Прав, прав. Ну и что? — Сырцов потихонечку стал раздражаться.

— Вы можете сделать так, чтобы это решение Ксении было окончательным?

— Это сделает сама Ксения. Или точнее: она сделала это.

— Вы не представляете яростного, агрессивного, истеричного напора ее мамаши...

— Вашей жены? — перебив, поинтересовался Сырцов.

— Моей жены, — подтвердил Логунов. — Она всегда добивается своего.

И про напор, и про то, что Светлана всегда добивается своего. Сырцов знал на собственном опыте. Но все-таки спросил:

— Всегда ли?

— Почти всегда, — пошел на малый компромисс Логунов.

— Я отлично понял, чего вы не хотите. Вы не хотите, чтобы ваша дочь возвратилась в ваш дом, и не хотите, чтобы ваша жена держала под контролем решения и поступки вашей дочери. А чего вы хотите, Валентин Константинович?

— Я рискую, но у меня нет иного выхода. Буду откровенным с вами до конца.

— Ой ли? Лучше скажем так: до допустимого предела.

— Так значит, так. Через неделю я вылетаю в Лондон. Я хочу, чтобы Ксения полетела со мной.

— Насколько мне известно, вы сами предлагали Светлане Дмитриевне уехать за границу вместе с Ксенией. Теперь вы передумали?

--Да.

— Мне нечего и этой ситуации делать, Валентин Константинович. Нет здесь для меня серьезной работы.

— Вея передаете мне паспорт Ксении, чтобы я успел оформить выездные документы, и убеждаете ее встретиться со мной. За это вы получаете три тысячи долларов.

— Не договорились, Валентин Константинович, — сказал Сырцов и встал. Не желая понимать намек, Логунов продолжал сидеть. И вдруг молвил жалко:

— Помогите мне, Георгий Петрович.

— Единственное, что я могу сделать для вас, это подробно информировать Ксению о нашем с вами разговоре.

За последнюю соломинку и ухватился Логунов:

— Сделайте хотя бы это! Гонорар тот же!

— Бесплатно! — рявкнул Сырцов и взглянул на часы. — Мне скоро уходить.

Наконец-то и Логунов встал. Как и лестничную клетку, бесцельно осмотрел сырцовское жилье. Попросил смущенно:

— У вас выпить чего-нибудь не найдется, Георгий Петрович?

— Водки? Коньяку? — предложил скудный ассортимент Сырцов.

— Лучше коньяку. Меньше пахнет.

— «Метакса» подойдет?

— Подойдет, подойдет! Честно признаюсь, с дикого похмелья.

Сырцов принес из кухни бутылку и гладкий стакан. Знал, из какой посуды легче опохмелиться. Не желая лишний раз показывать безобразный тремор рук, Логунов попросил об одолжении:

— Не могли бы вы мне налить, Георгий Петрович? Полета капа.

Сырцов налил, как просили, и вдруг спохватился:

— А закусить-го я вам ничего не предложил. Чем заедите?

— Если найдется кусочек сыра...

— Найдется, — обнадежил Сырцов и пошел на кухню. Когда он вернулся с тарелкой, на которой лежал одинокий кубик сыра, опять сидящий Логунов, сморщившись и тяжело дыша, нюхал собственную ладонь. Пустой стакан стоял на журнальном столике.. Быстро маханул, что6ы Сырцов не видел начала унизительного процесса поправки. Поймал сырцовский взгляд, жалко улыбнулся и, схватив с тарелки кубик, передними зубами мелко-мелко зажевал. Сняв алкогольное присутствие в полости рта, широко вдохнул и сказал благодарно: