Трейси хмуро смотрела на Донию, всем своим видом показывая, что действительно не понимает этого. Трейси была тонкая, как тростинка, и обладала приятным мягким голосом. Она была одной из тех, кого Донии трудно было убедить не рисковать ради Кинана. Она была слишком хрупкой, слишком доверчивой и слишком мягкой, чтобы быть Зимней девушкой или Летней Королевой.
— Я дала клятву, — в который раз объяснила Дония.
Но Трейси видела мир в черно-белых тонах. И если Кинан был хорошим, то Дония — определенно плохой. Простая логика.
— Но это причиняет Кинану боль, — покачала головой Трейси, будто могла отогнать все проблемы, просто сказав им «нет».
— Мне тоже, — ответила Дония.
Другие девушки утащили Трейси и старались отвлечь ее, чтобы она не расплакалась.
Ее нельзя было выбирать. Дония до сих пор чувствовала себя виноватой, и, как она подозревала, Кинан тоже. Летние девушки напоминали хрупкие цветы, которым, чтобы цвести, был необходим постоянный солнечный свет: они не могли подолгу находиться вдали от Кинана, иначе они бледнели и умирали. Однако Трейси никогда не выглядела особо «цветущей» несмотря на то, что находилась рядом с Кинаном круглый год.
Дверь снова открылась, и Сет вышел на улицу, за ним попятам шагала Эйслинн.
— Мы пойдем с тобой, — сообщила она Донии.
Ее голос был уже тверже, но вид у нее был далеко не самый замечательный: под глазами залегли темные круги, кожа была почти такой же бледной, как у Донии.
— Ты можешь сказать им, чтобы они не шли за нами? — Спросила она.
— Нет. Они его, а не мои.
— Значит, они все услышат?
Эйслинн выглядела так, словно ей нужен был кто-то, кто помог бы ей принять решение, а это было совсем на нее не похоже.
— Они не могут войти в мой дом, — вдруг сказала Дония. — Мы пойдем туда.
Она даже не успела толком подумать перед тем, как сказала это, поэтому резко развернулась и быстро зашагала прочь, чтобы не слышать комментариев, которые обязательно последуют за возгласами удивления. Сет и Эйслинн почти бегом догнали ее.
Глаза Сета расширились, когда на границе двора они наткнулись на природный барьер, защищающий дом фейри от вторжения смертных, но Эйслинн даже глазом не моргнула. Возможно, у нее всегда был иммунитет к этому, а может, ее Видение помогало ей не обращать на это внимания. Дония не стала спрашивать. Она прошептала слова, которые ослабили желание Сета повернуть назад, и провела их в дом. Все молчали.
— Мы здесь одни? — Нарушил тишину Сет, осматривая комнату, хотя его смертные глаза ничего не смогли бы увидеть, даже если бы здесь был кто-то еще.
Он по- прежнему держал Эйслинн за руку и, судя по всему, отпускать не собирался.
— Одни, — ответила ему Эйслинн.
Ее взгляд блуждал по комнате, отмечая простую деревянную мебель, огромный камин, который занимал почти всю стену из крупного серого камня.
— Здесь только мы, — подтвердила Дония и прислонилась к камням, наслаждаясь их теплом. — Не совсем то, что вы себе представляли?
Эйслинн прильнула к Сету. Они оба выглядели уставшими и измученными. Эйслинн изогнула губы в полуулыбке:
— Я вообще себе ничего не представляла. Я не знала, почему ты со мной заговорила. И до сих пор, кстати, не знаю. Знаю только, что это как-то связано с ним.
— Здесь все связано с ним. Для тех, кто сейчас снаружи, — Дония указала на дверь, — не ничего важнее его желаний. Все остальное для них ничего не значит. Ты, я, все мы — ничто в их мире. Имеет значение лишь то, важны ли мы для него.
Положив голову на плечо Сета, Эйслинн поинтересовалась:
— Ну, так зачем мы здесь?
Сет обхватил ее руками и усадил на диван.
— Присядь, — тихо сказал он. — Тебе не обязательно разговаривать с ней стоя.
Дония подошла ближе и встала напротив них, глядя на Эйслинн.
— Здесь имеет значение то, чего хочу я. А я хочу помочь тебе.
Пытаясь сдерживать свои чувства, Дония стала обходить комнату. Время от времени она останавливалась, но не предпринимала никаких попыток продолжить разговор.
— Дония? — Позвала Эйслинн и развернулась в руках Сета.