— Да, это я… Да, я вас прекрасно слышу.
Ирен медленно села. Амалия остановилась на пороге гостиной с уснувшим ребенком на руках.
— Четыре миллиона! — вскрикнул Клери. — Вы совсем сошли с ума. Да у меня почти нет живых денег.
Ирен обернулась к Амалии.
— Четыре миллиона франков, — прошептала она, — это же четыреста миллионов сантимов. Это немыслимо.
— Бедный мой маленький Жулиу, — пробормотала служанка.
— Да-да, ваш бедный маленький Жулиу, — сухо повторила Ирен.
— Послушайте, — говорил в это время Клери. — Попытайтесь понять. Вы вынуждаете меня одалживать деньги. Это займет много времени. И все мои действия станут известными… Но я же, черт побери, ничего с этим поделать не могу. Банкиры насторожатся. Я согласен не предупреждать полицию, но она все равно будет предупреждена. Как только запрашивается большая сумма в маленьких купюрах, все сразу понимают, что речь идет о выкупе… Что-что?
Из телефонной трубки доносились отзвуки раздраженного голоса. Клери нервно схватил со стола линейку и стал постукивать ею по ноге.
— Мне нужно несколько дней, — заговорил он. — И предупреждаю вас… если будете плохо обращаться с моим ребенком, я с вас шкуру спущу.
Связь была резко прервана. Клери вернулся в гостиную.
— Вы слышали?.. Четыре миллиона! Это какое-то безумие… Укладывайте малыша, Амалия. Вы здесь не нужны.
— Мсье не сможет заплатить, — сказала Амалия.
— Еще посмотрим.
— Я думаю о Жулиу.
— Но мы тоже, Амалия. Мы тоже думаем о нем.
— Мсье надо сосредоточиться, — сказала Ирен. — Не терзайте его. Идите к себе. — Она закрыла дверь за служанкой и спросила: — Кто это был?
— Мужской голос, — ответил он. — И не очень угрожающий. Но полный решимости. Счастье, что вы обе ничего не слышали. Он сказал: «Если не заплатите, своего ребенка больше не увидите». Вот так… Спокойно. О! Я буду торговаться… Чудовищно это звучит. Но что поделаешь! Речь идет именно о торге, и они это знают.
— Он еще позвонит?
— Конечно.
— А в таких случаях полиция разве не ставит телефон на прослушивание?
— Думаю, что да. Ирен, будьте так добры. Чашечку кофе, очень крепкого. Я смертельно устал. И вовсе не уверен, что нам удастся вернуть этого несчастного мальчишку. Они, пожалуй, уже увезли его куда-нибудь далеко. Даже если полиция будет прослушивать телефон, вряд ли это что-нибудь изменит.
— Я сейчас вернусь, — сказала Ирен. — Подождите меня, не звоните пока в комиссариат.
Клери закашлялся и схватился за сигарету. Он затянулся и сел перед аквариумом. Это зрелище успокаивало. Клери смотрел, как рыбки поднимаются на поверхность, мягкими губами хватают пузыри и снова устремляются вниз, плавно пикируя в песок.
Четыре миллиона! Стоимость фермы у Трех Дорог. Ни за что!
Клери ответил сонный голос:
— Похищение? Вы в этом уверены?.. Откуда вы звоните?
— Из замка Ла-Рошетт.
— А где это?
— Ну, между Лавалем и Шато-Гонтье. Да все знают наше поместье! Приезжайте скорее.
— Да… но это так быстро не делается… Вы же понимаете, который теперь час. Я дам знать комиссару.
— Скажите ему, что речь идет о сыне мсье Клери де Бельфон.
— Подождите. Как это пишется?
— Пишите как хотите. Только поторапливайтесь. — Клери раздраженно грохнул трубкой. — Убивать таких надо, — сказал он.
Ирен принесла кофе. Клери сурово посмотрел на жену.
— Мне кажется, я принял правильное решение. И не думайте потом упрекать меня.
— Но… я же ничего не говорю.
— Всегда хорошо действовать заодно с полицией. Да, я знаю, о чем вы подумали. Если бы похитили Патриса, а не Жулиу, я бы не очень спешил ставить власти в известность. Так ведь или нет?
— Пейте, пока горячий, — напомнила Ирен безразличным голосом.
Клери задумчиво прихлебнул кофе.
— В любом случае я отступил, чтобы лучше прыгнуть. Все равно мы были бы вынуждены открыться друзьям. А вы знаете Альбера. Он бы заставил нас предупредить полицию. Но черт побери, да скажите же что-нибудь! Сидите здесь и смотрите на меня, как судья. Я пытаюсь действовать как можно толковее.
Он отдал свою чашку Ирен, и она поставила ее на поднос.
— Это Мария, — сказала она. — Без всяких сомнений, она.
— О! — вскричал Клери. — Я был бы удивлен, если бы вы не приплели сюда Марию. Но Мария здесь совершенно ни при чем.
— Вы ее защищаете?
Клери встал, сжав кулаки. В ярости прошагал до двери гостиной.
— В конце концов, — сказал он, — мне плевать. Думайте, что хотите. Но я запрещаю вам первой говорить о Марии. Когда полицейские будут допрашивать нас, отвечать буду я… Ладно. Я оденусь и пойду к Мофранам и Жюссомам.