Любимец зрителей

Ирен вздрогнула.

— Но откуда же вы думаете взять деньги?

— Еще не знаю. Там видно будет.

Ирен зябко ежилась, стягивая на груди пиджак.

— Я боюсь, — прошептала она. — Боюсь за Патриса. Это ужасно. Почему именно у нас? А?! Я прекрасно знаю, чьих это рук дело.

— Ну нет, — вскричал Клери. — Неужели вы опять за свое?

Они уставились друг на друга. Смотрели в упор, так, будто сейчас подерутся.

— Не время об этом разговаривать, — сказал Клери. — Кому интересны наши ссоры. Я позвоню в комиссариат. А потом, ничего не поделаешь, — разбужу Альбера. Он может помочь нам.

Клери на шаг приблизился к жене.

— Ирен, прошу вас. В интересах ребенка вы должны быть на моей стороне. Я могу на вас рассчитывать?.. Хорошо. Сделайте кофе. Это сейчас очень кстати.

— А с Амалией как же? — спросила Ирен.

Клери, двинувшись было к телефону, остановился.

— Да, правда. Я и забыл. Я ее охотно разбудил бы, но вы еще подумаете… Красивая женщина, совершенно разомлевшая во сне, которая, разумеется, тут же примется голосить! Это ведь совсем неподходящее зрелище для мужчин вроде меня, разве нет?.. Простите, бедная моя Ирен. Я не хотел на вас снова нападать. Жду вас здесь. Пусть она накинет халат и идет сюда. Я попытаюсь ее уговорить. Поддержите и вы меня. Теперь все зависит от нее.

Он посмотрел вслед Ирен, подходившей к лестнице. «Отчего она так несговорчива, упряма и замкнута? Она, как скорлупа каштана в руке, вся в колючках. Если бы только то, что случилось, могло спасти нас!»

В поисках пачки сигарет он прошел к себе. В одном из ящиков стола в кабинете он нашел несколько разбросанных сигарет «Голуаз» и, нетвердой рукой поднеся зажигалку, сразу же закурил одну из них, остальные сунул в карман. Часы показывали половину второго. Полиция, конечно, приедет не раньше, чем через сорок минут. Способна ли Амалия ломать комедию перед инспекторами? Она ведь человек простодушный; ей будет очень нелегко представить себе, что ее просят обращаться с Патрисом так, словно это — Жулиу. И в присутствии полиции она не должна показать, насколько она расстроена. Обеспокоена, и всерьез, но не более того. Исчез сын хозяев. Полиция все возьмет в свои руки. Не из-за чего заливаться слезами. Это возможно лишь при условии, что она твердо усвоит, что речь идет о ребенке хозяев, а не о ее собственном. Наверно, это слишком — ждать от нее такой выдержки. Но ведь другого выхода нет.

Он прислушался, стараясь уловить звуки шагов наверху, стоны, но тишину нарушал только ветер, бьющийся о ставни. Клери подошел к лестнице, тщетно напрягая слух. «Что она там делает?» — совсем тихо произнес он. Он прикинул, что необходимо посвятить во все Мофранов и Жюссомов. Это уже много. Может, Жюссомов и необязательно. Они живут чуть поодаль, в своем домишке, и наверняка не различали, где Жулиу, а где Патрис, когда Амалия гуляла с детьми в парке. Мофраны, те не спутают. Но они целиком преданы Ирен и ни за что не проговорятся. И все же! Игра еще далеко не сыграна. А если полицейские обнаружат, что их обманули…

Клери прикурил сигарету от непогашенной. «Я действую честно, — повторял он сам себе. — И сделаю все, чтобы спасти Жулиу. Но не разоряться же нам. Никто не может от меня этого потребовать». И подумал, что ему наверняка придется заложить имение или продать ферму, потому что с лошадьми он ни за что не расстанется.

Откуда пришла беда? Вероятно, это конюх, которого прогнали. Видимо, тут не обошлось без мести. И мести изощренной. Ведь так несложно было, например, поджечь конюшни. Или застрелить его самого, почему бы и нет, когда ранним утром, слегка пришпорив Мордашку, он манежным галопом скачет в Заячий лес. Но нет. Требовалось, чтобы он страдал. «Ну так я страдаю, черт побери! Но из-за этой несчастной Амалии!»

Вдруг наверху, заплакал ребенок, и вскоре Азалия и Ирен появились на площадке лестницы. Амалия держала Патриса на руках. Она машинально укачивала его и, похоже, еще не вполне проснулась.

— Пусть он замолчит, — распорядился Клери. — Ничего же не слышно.

Ирен взяла Патриса, и он разревелся еще пуще. Мальчик совсем зашелся в крике, ручки его конвульсивно сжались в кулачки, маленьким беззубым ротиком он ловил воздух.

— Вы же прекрасно видите, что он не хочет идти ко мне, — сказала Ирен.

Амалия подхватила ребенка с материнской нежностью.

— Ай-ай-ай… — проговорила она. — Да, да, сейчас попьем… и будем очень послушными.

Она спускалась по лестнице, воркуя над ухом младенца и нашептывая ему нежные слова.

«Черт возьми, — подумал Клери. — Она ничего не поняла».

Когда Ирен оказалась рядом с ним, он прошептал:

— Вы сказали ей?

Ирен раздраженно пожала плечами.

— Разумеется.

— И это так слабо на нее подействовало? Вы не сумели ей всего объяснить.

— Я такая несуразная. Слава Богу, что вы здесь.