Любимец зрителей

Весь этот рассказ написан мной. Подошло время сказать об этом. Абсолютно весь. Мысли персонажей… их поведение. Например, разговор комиссара с женой в самом начале романа. Конечно же, я не прятался под кроватью. И меня также не было в машине, когда Дрё разговаривал с инспектором. И так далее. Я собрал все сам из маленьких кусочков, шаг за шагом, как делают модели машин, кораблей… Я уверен, что ничего не забыл. Слова, которые я писал, не во всем совпадали с теми, которые были произнесены, но они полностью соответствуют сути сказанного. У меня было время собрать сведения, всех опросить и выслушать. Конечно же, Изу и Шамбона. И даже Дрё, который делает вид, что болтает, чтобы побольше выведать. От калеки, скорее от заключенного, ничего не скрывали. Меня все жалели, рассказывали мельчайшие подробности из жизни, чтобы я не чувствовал себя исключенным, отрезанным от жизни, наказанным. И все знали, что я могу дать хороший совет. Одним словом, они не оставляли меня. «Как вы думаете, Ришар?» или: «Такое самоубийство для вас все равно что кино, это должно быть вам интересно». Да, друзья, мне все интересно. Они и не подозревали, когда уходили, что у меня оставались мои глаза, которым дела нет ни до пространства, ни до времени, которые различали набросок романа там, где все видели лишь хаос и загадки. И как здорово ими управлять, как куклами, по-своему. Даже тобой, Иза, которая меня предала!

Было одиннадцать часов, когда комиссар Дрё прибыл в Колиньер. Он был один. На этот раз он немного привел себя в порядок, но был не в духе. Он встретился с Шамбоном и сразу же направился еще раз осмотреть кабинет, где долго изучал обведенный мелом силуэт на ковре.

— Есть что-то, чего я не понимаю, — наконец сказал он. — Мсье Шамбон, вы поможете мне?

— Охотно.

— Сядьте за стол, возьмите телефонную трубку в левую руку так, как будто собираетесь звонить… Давайте… И по моему сигналу падайте. Но не сразу. Сначала грудью на край стола, затем на пол. В два приема, если хотите.

— Но… Я не сумею, — промямлил Шамбон. — И потом, при мысли о том, что Шарль…

— Это очень важно, — настаивал комиссар. — Постарайтесь… Вы готовы?.. Хорошо. Раздается выстрел. Бах! Давайте же.

Побледневший Шамбон наклоняется вперед.

— Стоп. Помедленней, — закричал комиссар. — Так, теперь правое плечо вперед. Падайте… Падайте же! Не бойтесь! Стоп! Не двигайтесь.

Распластанный на полу Шамбон дышал так, как будто долго-долго бежал.

Дрё изучал положение тела.

— Я так и знал, — пробормотал он. — Фроман, должно быть, стоял. Это кажется более логичным. Сидя нелегко направить оружие на себя. Так мне кажется.

— Я могу встать? — спросил Шамбон.

— Конечно.

Комиссар еще раз взглянул на очерченный мелом силуэт.

— Меня беспокоит, что труп находился в положении, которое не поддается объяснению. Если бы он сидел, он должен был упасть по-другому. Но если он стоял, отдача револьвера откинула бы его назад. У револьвера такого калибра она достаточно сильна.

— Может быть, он не сразу упал, — предположил Шамбон.

— Правильно. Он мог согнуться и упасть на колени. И все же. Я не совсем уверен… Где Монтано?

— Все еще в своей комнате. В девять часов Жермен относит ему завтрак. Кофе и тосты.

— А потом?

— Жермен помогает ему встать. Небольшие расстояния Ришар преодолевает на костылях. Он приводит себя в порядок и опять ложится. Он много читает, слушает музыку. В час я его сажаю в передвижное кресло. Он доверяет это мне одному.

— Значит, вы хорошо ладите?

— Почти как братья.

— Но мне казалось, что мадам Фроман также заботится о нем… Я сказал что-то не так?

— Нет, — ответил Шамбон в замешательстве. — Или скорее да. Правда заключается в том, что Шарлю не нравилось, когда его жена долго находилась у Ришара.

— Значит, Ришар, кроме вас и Жермена, практически никого не видит?

— Никого. Он ведет очень уединенный образ жизни.

— Проводите меня к нему.

Они дошли до конца коридора, повернули направо и прошли через просторную комнату с закрытыми ставнями. Шамбон не включил свет. Он объяснил лишь, что это столовая, которой больше не пользуются.

— Сюда. Мы находимся во флигеле Ришара.

— Он сам захотел перебраться сюда? Мне кажется, что для инвалида это ссылка.

— Он предпочел эту комнату сам. Ему хотелось иметь свой угол… Сюда, пожалуйста.

Шамбон тихо постучал в дверь и шепнул:

— Это мы, Ришар. — И повернулся к комиссару: — Он нас ждет. Он в курсе. Не обращайте внимания на беспорядок. Он не открывает шторы. Но что вы хотите? Надо принимать его таким, каков он есть.

Он толкнул дверь и вошел. Комиссар порадовался, что его предупредили. В комнате горел ночник. Он освещал кровать, на которой валялись многочисленные журналы по автомобильному спорту, яхтам, футболу. Стены были увешаны портретами спортсменов. Дрё посмотрел на худое лицо Ришара. Он был блондином с длинными курчавыми волосами, светлыми глазами голубовато-зеленого цвета, придававшими ему больной вид. Неяркий свет лампы освещал его руки, которые… Ришар поднял их, раздвинув пальцы.

— Вы удивлены, — произнес он. — Не скажешь, что это руки акробата, не так ли? Слишком тонкие, слишком хрупкие.