Любимец зрителей

Можешь себе представить, мои родители по сию пору буквально взвиваются, как только речь заходит о тех временах. Дело в том, что давным-давно дальний родственник моей матери сражался на стороне эмигрантов и во время высадки в Кибероне[41] попал в плен. И естественно, был расстрелян. Вот почему она терпеть не может республиканцев, «палачей». Однажды она сказала отцу: «Живи ты в то время, ты был бы на их стороне». Разумеется, все это бред. Но, как и всякий бред, он имеет глубоко скрытые корни. Возможно, мне удалось угадать причины тайной неприязни, всегда отравлявшей их отношения, когда я узнал о смерти тетушки Антуанетты.

Знаешь, как это бывает… Вдруг нахлынут воспоминания. Начинаешь сопоставлять то, о чем раньше и не задумывался… и вдруг тебя осеняет. Надо тебе сказать, что тетя Антуанетта терпеть не могла отца. Я тебе все это рассказываю, потому что мы все равно сидим в нантском поезде, и у нас есть время поболтать. Припоминаю кое-какие ее реплики. Как-то раз мы сидели за столом и поджидали отца — он никогда не отличался пунктуальностью. Заслышав в вестибюле его шаги, она усмехнулась и бросила (слышал бы ты, с каким презрением это было сказано): «А вот и Пикассо». Подобные замечания вдруг всплыли у меня в памяти. В другой раз она сказала матушке в моем присутствии: «Бедная Сабина! Чего еще ждать от этих Майаров». Ну, а теперь держись. Мое объяснение покажется тебе совершенно невероятным, но матушка моя происходит из старинного и знатного рода. Уже в средние века были известны Куртенуа — военные наместники или епископы. В XVIII веке маркиз де Куртенуа командовал конным полком и погиб при Фонтенуа[42]. Барон де Куртенуа был избран в Генеральные Штаты, прежде чем пасть под ножом гильотины.

Луи Сезар, граф де Куртенуа, сражался под знаменами Шаретта в Вандее и Кадудала в Бретани[43]. Впоследствии он стал пэром Франции и т. д. и т. п.

Я мог бы продолжить. Сам понимаешь, как все это отразилось на самомнении моей матушки. Что до отца, он происходит из семьи Майар, а Майары еще в XVII веке были добропорядочными нантскими буржуа, разбогатевшими на колониальной торговле. Впоследствии, при Людовике XV, Пьер-Луи Майар — негоциант и судовладелец — женился на дочери магистрата из Сан-Доминго, за семьдесят пять миллионов франков приобрел должность Королевского секретаря и тем самым получил наследственное дворянство. Зазнавшись, он заодно купил и замок Лепиньер и взял себе его имя (этого замка больше нет). Отныне он по праву именовался Пьер-Луи Майар, сеньор де Лепиньер. Известно так же, что некий Рауль де Лепиньер, капитан-лейтенант, участвовал в Трафальгарской битве и впоследствии написал «Заметки о двухштурвальных судах» — труд, снискавший ему некоторую известность. И наконец, Рауль-Эд-Арман Майар де Лепиньер — мой отец. Как видишь, не слишком блестящая родословная. С одной стороны, правнук торговца, а с другой — гордая своим происхождением знатная дама старинного дворянского рода, ничем не обязанного деньгам. А знаешь, от кого я узнал все эти подробности? Представь себе, старина, от нашего славного Фушара. Мои родители не стали бы попрекать друг друга происхождением. До этого не дошло. Но Фушары, на свой лад, не меньшие аристократы, чем Куртенуа, ведь они служат им из поколения в поколение. Вот как бывает у нас на Диком Западе. Ну, а папаша Фушар ни в чем не уступит иным специалистам по генеалогии. Когда он брал меня с собой на болото и учил бить рыбу острогой — бывало, выберет минутку, набьет себе трубочку и заведет разговоры о прошлом. Вот чертов зануда! Подвиги моих предков влетали мне в одно ухо и вылетали в другое. Уже тогда я задумал дать деру из замка. Я ощущал себя больше Майаром, чем Куртенуа. Впрочем, к этому я еще вернусь. Это важно. Но когда я услышал, что умерла тетя Антуанетта, мне вдруг вспомнилось ее восклицание: «Чего еще ждать от каких-то Майаров!» Она полагала — как, вероятно, и моя матушка, — что для представительницы рода Куртенуа это был неравный брак. Ты скажешь, что она и до замужества прекрасно знала, кто такие Майары. Почему же в таком случае она вышла за отца? Я ее никогда об этом не спрашивал, сам понимаешь. Полагаю, отец ей нравился. Красивый мужчина, любезный, веселый, короче, почему бы и нет? Тем более что моя мать немного засиделась. Обе ее сестрицы так и остались самыми натуральными старыми девами. Надо думать, ее страшила подобная участь.