— Я не знаю! Я не хочу плакать, смотри! — сказал я и показал ему злое лицо. — Я вообще не плачу! Я злой!
— А тут слеза, и вот тут слеза, и ещё с носа сейчас капнет сопля, и ещё на подушке целое озеро.
— Ну и что? Дурацкие тупые капли! Они сами капают, а я не плачу, я не реву, как девчонка. Просто дурацкие капли капают, и всё. Как мне их остановить? Ты же Крутой Али, и ты всё знаешь. У тебя на всё всегда есть ответ. Я не хочу плакать, как не плакать?
Крутой Али смотрел на меня молча.
— Ты даже сам не знаешь, как не плакать, — сказал я и повернулся к нему спиной.
— Не обессудь, — сказал Крутой Али.
— Я хочу найти папу.
— Я знаю.
— И маму тоже.
— Мама умерла.
— Знаю! — Я лёг обратно на мокрую подушку. — Но я всё равно хочу.
Я полежал ещё немного, потом услышал стук в дверь. Слишком рано для типа мамы, а Ахмед должен быть на тренировках. Я не достаю до глазка, поэтому рядом с дверью всегда находится моя табуретка. Я тихо поставил табуретку поближе, залез на неё и заглянул в глазок. За дверью стояла Суперкрутая команда (название временное). Я открыл дверь.
— Как дела? — спросил Расул, и все они смотрели на меня в ожидании какого-нибудь объяснения.
— Хорошо. Что нашли?
— Вот, — сказал Расул, и потом они все без разрешения вошли ко мне в коридор.
— Не показывай, — сказала Румина.
— Мы долго искали фотку, а потом написали слово «авария» и нашли новость про твою маму, — тихо и грустно сказала Амина. — Мы можем пойти туда завтра.
— Идёмте сейчас, — сказал я. — Если у вас есть время.
Все согласились, и уже через десять минут мы сидели в маршрутке, которая везла нас в сторону моря.
— Слышал, да, что нашли у этого *ругательство* начальника… Как его там? — сказал водитель на всю маршрутку. Мы сидели вчетвером прямо за его спиной.
— Гимбатов? — уточнил пассажир, который сидел рядом.
— Да, этот *ругательство*, *ругательство*. У него в *ругательство* туалете нашли золотой унитаз! Золотой унитаз! — повторил водитель и ударил по рулю. Женщина, которая сидела напротив нас, покачала головой то ли из-за плохих слов, то ли из-за золотого унитаза.
— Я просто *ругательство*, насколько обнаглели эти *ругательство*, которые сидят там наверху и, мол, делают Дагестан лучше. *Ругательство* золотой унитаз. Я тоже хочу золотой унитаз!
– *Ругательство* какой-то, — согласился пассажир. — Вот, ещё летит. — Пассажир указал пальцем в небо. Где-то далеко и высоко над нами пролетел вертолёт. — Стопудово ещё одного забрали. Каждый день пусть по десять таких вертолётов отправляют. Чтобы всех *ругательство* забрали… Я тебе говорю.
— Да… Ну *ругательство*, ну скажи мне… Вот тебя как зовут?
— Гамзат.
— Скажи мне, брат Гамзат, это до какого *ругательство* надо обнаглеть, чтобы уже золотой унитаз у себя дома ставить? У него ещё дома лифт нашли! Лифт! Трёхэтажный дом! Зачем тебе лифт, скотина жирная? Видел его? Жирдяй! Это *ругательство* какой-то. И ещё автомат, и ещё пистолеты, целый арсенал! Наверно, в гараже ещё танк стоял. И этот человек, видите ли, нашу жизнь делает лучше. *Ругательство*, — сказал под конец водитель, но тут в разговор включилась какая-то бабуля, сидевшая в самом конце маршрутки:
— Водитель, вы бы не могли тише разговаривать и не ругаться матами?!
— Могу! Могу, но не буду! Это моя маршрутка, ты сама сюда села, вот и слушай мой мат, поняла?
— Стыдно, стыдно за вас, — сказала она. — Тьфу!
— А за этих, которые золотые унитазы у себя дома ставят, не стыдно тебе? — сказал пассажир, который, наверно, уже стал другом водителя.
— Нам какое дело до их унитазов? — сказала женщина, которая сидела напротив нас и всё время качала головой.
— Как какое? Это же наши всехние налоги! Это мы платим! Я каждый день плачу три тысячи рублей, чтобы возить пассажиров. В год я плачу миллион рублей, и ещё полторы тысячи других маршрутчиков, а он на эти деньги у себя там поставил унитаз, ещё, наверно, засунул туда вниз алмазы какие-нибудь, чтобы думать, что он какает бриллиантами!
— Водитель, ну хватит уже, тут же дети сидят!
— Где сидят?
— Вот прямо за вами!
Водитель, продолжая ехать, привстал, обернулся и увидел нас, потом сказал:
– *Ругательство* мать… извините, дети. Хорошие дети. У меня такие же внуки, как и вы… — потом он затих и грустно сказал: — Я тоже хочу *ругательство* золотой унитаз.
Мы вышли из маршрутки и продолжали размышлять о том, что услышали. Я подумал, что было бы хорошо, если бы через десять лет я стал крутым воином-спецназовцем и прилетел бы на вертолёте в свою школу, а потом мы бы забрали Аминат Камиловну и увезли бы туда, куда увезли дяденьку с золотым унитазом.
— Офигеть, — сказала Румина.
— Я столько плохих слов за всю жизнь не слышала, — сказала Амина.
— Крутой мужик, — сказал я. Я бы тоже хотел знать столько плохих слов, но Крутой Али всё равно не разрешает мне их говорить. Я сказал: — Если бы я знал все эти слова, я бы всех прохожих так обзывал.
— Зачем?
— Это круто. Плохие слова знают только крутые.
— Ты — дурак, — сказала Румина. — Плохие слова знают только плохие люди.