— Здрасти, — ответила она и улыбнулась. Все нам улыбались, но уже после следующего вопроса улыбка пропадала с их лиц. Мне не нравился этот момент, но выбора у нас не было. Поэтому я опять сказал:
— Мы ищем ателье, которым владела девушка, которая умерла два года назад.
Девушка с кучеряшками смотрела на нас несколько секунд, потом сказала:
— Этим ателье владела девушка, которая умерла. Вроде бы.
— Её убили машиной, — уточнил я на всякий случай.
— Ой… подожди, пожалуйста, — сказала она и присела. — А вы кто?
— Я её сын, — сказал я. — Это моя старшая сестра временно.
— Здрасти, — сказала Румина, стоявшая у меня за спиной. Она очень мило улыбалась всем. Если бы они знали, какой монстр прячется за этой улыбкой и боевая машина! Может, она и есть Баха! Хорошо, что она не Баха. Не хочу бить девочек (тем более если они занимаются боксом).
— Ой, — опять сказала она. — Бедный, иди сюда. — Она обняла меня. — Идите оба, — она обняла нас обоих. — Чем я могу помочь вам?
— Я хочу узнать всё про неё.
— Ой, а я же ничего не знаю. Я взяла это место в аренду, и всё. Я даже её имя не знаю. Подождите, сейчас позвоню владельцу. — Она взяла телефон дрожащими руками и повернулась к нам спиной, но в зеркале я видел, что глаза её покраснели и она уже в третий раз салфеткой вытирала слёзы. — Алло, здравствуйте, Замир, ко мне пришли дети… предыдущей владелицы ателье. Да, да, которая ум… да, она. Они хотят узнать о ней. Да, сейчас. — Он ничего толком не знает и не может сказать лишних вещей. Лучше вам спросить у родственников.
— У нас нет родственников, нас отдали в другую семью, и мы ничего не знаем.
— Их усыновила другая семья… А что вы хотите узнать? — спросила она у нас.
— Имя и фамилию, — сказала сразу Румина.
— Они хотят узнать инициалы… Вы не знаете имя своей мамы? — спросила она опять. Ей ещё сильнее захотелось плакать. Она опять от нас отвернулась. — Да, хорошо. Я передам. Спасибо, извините. До свидания. — Она положила трубку и быстро убежала в другую комнату. Мы услышали звук крана. Она сказала оттуда же: — Я сейчас, извините. — Затем вышла обратно к нам. — Он знает только имя и фамилию — то, что было записано у него в телефоне: Гаджиева Мадина. Блин… Ох, детишки. Сейчас. — Она начала ковыряться в шкафчике и нашла один «твикс». — Вот. А хотите чай?
— Не, спасибо, — сказал я и взял «твикс». Чай для стариков, а «твикс» — это круто. — Спасибо. До свидания.
— До свидания…
Мы вышли на улицу. Через стеклянную дверь было видно, что девушка сидела на стуле и ничего не делала. Только вытирала иногда глаза. Нам стало её жалко, но мы всё равно покушали «твикс».
— Поздравляю, ты знаешь, как зовут твою маму, — сказала Румина, но на лице не было улыбки. — Мне её очень жаль.
— Ага, — ответил я.
— Нам пора домой.
— Ага.
Хоть Крутой Али и не одобрил, но я проводил Румину до дома, потом мы договорились о новой встрече Суперкрутой команды (название всё ещё временное), в которую она не входит. Мы попрощались, и я пошёл домой. Гаджиева Мадина. Гаджиева Мадина. Гаджиева Мадина…
— Крутой Али.
— Чё?
— Можно мне поплакать?
— Да.
Среда. Я тоже хочу золотой унитаз
Сидя на уроке, я думал только о том, что нам делать дальше. Мы узнали имя моей мамы. Это первая вещь, которую я должен был знать о ней, но я и этого не знал. Однажды я спросил у типа мамы, но она сказала, что не знает. Сказала, что приёмным родителям не сообщают ничего. Просто дают ребёнка, и всё. Она соврала. Она знала мою маму, потому что она говорила про неё с мамой Румины. Все взрослые врут нам, думают, мы дураки. Может, все и дураки, но я не дурак. Меня нельзя подкупить конфеткой, чтобы я перестал думать о маме. Не перестану, я буду только о ней и думать, а ещё про папу, и, когда найду его, может, даже уйду к нему!
На перемене ко мне подошёл Гасан-Вонючка, толкнул меня и сказал:
— Ты пожаловался на меня директору, вонючий трус! Сказал, что я бросил твою шапку в унитаз. Меня хотят выгнать из школы из-за тебя. Вонючий ябеда! Надо было вообще тебя утопить в унитазе, понял, да?
— Не понял. Ты сам трус, нападаешь сзади и ещё с друзьями, — сказал в ответ я. Вокруг нас было много людей, и Крутой Али, посмотрев на всю картину, рекомендовал мне ответить врагу.
— Да я тебя вообще порву один на один, понял, да? Тебя никто не защитит на улице. У тебя даже папы нет. Давай махаться один на один после уроков.
— В воскресенье, — сказал я, потому что дальше оттягивать нельзя. Следующий понедельник выглядел как трусость, а в воскресенье драться все любили, потому что школа была ни при чём и любая драка была уличная драка, а не школьная, даже если бы мы дрались у входа в школу.
— Зачем воскресенье?
— Я потренируюсь и тебя ушатаю, — сказал я. Крутой Али мне похлопал. «Ушатаю» — офигенное слово.
— Ну всё, Артур, я тебя порву в воскресенье, понял, да? — сказал Гасан-Вонючка и ушёл. Меня всегда бесила его привычка говорить после предложений «понял, да». Все остальные говорят «жиесть».