Лицей 2021. Пятый выпуск

В ординаторской встречаю Станиславу, она очень поддерживала меня сегодня. Сажусь рядом с ней на диван и машинально листаю первую попавшуюся историю болезни. Я в больнице уже почти двенадцать часов, на улице стемнело и льёт дождь, пока я бегала из корпуса в корпус, промочила кроссовки. До этого не чувствовала ничего — сейчас понимаю, что еле держусь на ногах. Я устала, хочу есть (ушла из дома, выпив чашку кофе, и ничего не ела целый день), промокла и замёрзла. Кажется, начинаю засыпать…

— Может, её уже привезли, пойдём посмотрим? — вырывает меня из этого состояния голос Стаси.

Входим в палату, одеяло расправлено, но кажется, что под ним никого нет. Приглядевшись, видим маленькое, тонкое тело, укрытое почти с головой. Меня она не узнала, да и кто узнает-то в тайвеке? На прикроватном столике ужин — картофельное пюре и рыба. Рыбу я ей дать не рискну, там всё-таки кости. Начинаю кормить её пюре. Я посмотрела анализы, взятые ещё до перевода, — очень низкий общий белок. В той больнице ей просто ставили тарелку на тумбочку, а потом уносили. Держать сама ложку она не могла, вот ничего и не ела. Бабушка ест с аппетитом, и это вселяет в меня надежду. Сижу с ней до тех пор, пока она не засыпает. Потом гашу свет и тихо выхожу из палаты. На улице дождь, я без зонтика и без сил. Навигатор говорит об огромных пробках — ещё бы, вечер пятницы же, — но лучше пробки, чем плестись двадцать пять минут до метро и потом ехать с пересадкой до дома. Вызываю такси, сажусь на заднее сиденье, включаю передачу геопозиции на телефон мужа. Не помню, как мы доехали, я отключилась почти сразу же. Спала так крепко, что водитель не мог меня разбудить. Муж увидел, что мы подъехали, спустился и забрал меня. На руках принёс в квартиру и положил на диван. Я не просыпалась. Сильно за полночь организм хоть как-то восполнил силы, я смогла раздеться, сходить в душ, завести будильник на утро и снова отключилась.

10 октября, суббота

С утра бегу в больницу, в ушах наушники, внезапно включается композиция группы Fleur «Как всё уходит», это кажется злой насмешкой. Никто же не уходит!

Накануне я попросила волонтёра Лёню пойти сегодня со мной. Хотела как следует покрутить бабушку, обработать от пролежней и боялась, что сама не справлюсь. Мы встретились у входа в больницу. Обычно по выходным я не беру смены, стараюсь эти дни провести с семьёй и друзьями. Я не знала, что по выходным открыт только один КПП — самый дальний от нас. Поэтому он предложил перекатиться под забором. Когда я на-гнулась, в нос ударил запах сырой осенней земли. Запах, как до этого песня, показался мне неуместным.

Лёня любит разрисовывать тайвеки. Он обстоятельно раскладывал на столе маркеры, мелки и фломастеры.

— Я нарисую тебе контур, а ты закрашивай, как тебе душа подскажет, — предложил он.

Я вяло повозила жёлтым мелком по тайвеку, потом что-то покалялала синим фломастером. «А вдруг, пока мы тут играем в раскраску, её переводят в реанимацию? А вдруг ещё хуже?..» Лёне нравится рисовать, он рассказывает, как это поднимает настроение пациентам, они улыбаются и быстрее идут на поправку. Кажется, его обижает мое равнодушие к процессу. Он пытается меня вовлечь:

— А какой твой любимый цвет? А с чем у тебя ассоциируется этот оттенок?

Результата ноль. Я машинально отвечаю на вопросы, но не включаюсь эмоционально. И тут Лёня проявляет себя настоящим психологом и начинает расспрашивать о бабушке.

— В самом начале пандемии она, услышав по телевизору, что везде нехватка врачей, взяла свою трудовую книжку и пошла в ближайшую поликлинику. Зашла в отдел кадров и сказала, что готова у них работать. Она всю жизнь просидела на приёме в районной поликлинике. Там ей удивились, говорят: «Ну у вас же возраст, вы давно на пенсии, сейчас всё через компьютер». А она им говорит: «И не с таким в жизни справлялась, выучу я ваш компьютер, и вообще я по скайпу умею разговаривать!» Конечно, её не взяли — возраст всё-таки, в зоне риска. Только она до последнего хотела быть полезной.

— Это отличная история! Раз у неё спутанное сознание, но такая тяга работать, то мы ей скажем, что она нужна на работе и поэтому ей надо скорее поправляться. Пациентам нужен стимул, пусть даже и выдуманный! — объясняет Лёня.

Наконец рисование окончено, Лёня фотографирует меня в разукрашенном тайвеке. А я чувствую себя неуютно: у ме-ня на спине написано её имя — Клавдия Павловна (а вдруг решат, что это я себя подписала?), к тому же имя она своё не любила всю жизнь. Зато картинка спереди мне очень нравится, я даже настояла, чтобы было написано «волонтёрка», а не «волонтёр».