Читаем Лицей 2021. Пятый выпуск полностью

Поднимаемся в хирургию, открываем дверь в палату. Перед нами аккуратно заправленная кровать. Сердце бьётся только один раз, а потом замирает. Стою ровно, хотя мне кажется, что падаю. Свой голос слышу как через вату: «Лёнь, я пойду в ординаторскую, посмотрю её по системе». Читаю в карте: «0:44 — перевод в ОРИТ-1 по жизненным показаниям». Механически открываю вкладку «Анализы», затем «Исследования». Жидкость в лёгких, показатели не критические, но рекомендован постоянный контроль жизненно важных функций. Идём с Лёней в реанимацию. На удивление, нас пускают. Рассказываю о себе, объясняю, что работала в ОРИТ-9, ничего не боюсь, веду себя адекватно, в обмороки не падаю, работать врачам не мешаю. Мне разрешают оставаться с ней столько, сколько нужно. Кормлю её детским пюре, смазываю кремом, поправляю носочки. Она не узнаёт меня под маской, но общается с нами. Лёня выдаёт заготовку, что её ждут на работе. Бабушка становится очень серьёзной и отвечает, что не может выйти прямо сейчас, но постарается за неделю поправиться. Разумеется, эти обещания не стоит воспринимать всерьёз, но это показывает, что контакт есть.

Она и до болезни плохо слышала, поэтому надежды на слух нет. Только на картинки. Когда Лёня уходит, я достаю телефон и начинаю показывать ей фотографии. Первым узнаёт кота — много лет назад, когда переезжала с одной съёмной квартиры на другую, я оставляла своего кота ей на передержку. Никогда не любившая животных бабушка от него растаяла, разрешала спать вместе с ней и кормила деликатесами. И вот, глядя на фотографию, она вдруг тихо произносит:

— Это Марчин, котик. Он любил гулять по балкону, а я боялась, что он упадёт вниз.

Неужели целебные котики?!

— А это кто? — открываю ей свою фотографию, в хирургической пижаме, но без тайвека и респиратора.

— Это моя внучка. Она очень хорошая и добрая. Она работает в больнице, — отвечает бабушка.

Моему счастью нет предела, она слышит, она помнит основные события, она строит предложения. У меня появляется надежда, что она поправится.

Обхожу других пациентов, снова рутина — помыть, обтереть, расчесать, помассировать, помочь присесть, помочь походить. После смены снова к бабушке, она так же хорошо узнаёт меня на фотографиях, но не может понять, что существо в инопланетном костюме перед ней — тоже я. Окрылённая успехом, отправляюсь домой. Завтра дежурит Анжела — фея из ОРИТ-3, я вполне могу ей доверить бабушку и не приходить сама.

<p>11 октября, воскресенье</p>

Анжела дважды заходит к бабушке, помогает попить, кормит её и обрабатывает кожу для профилактики пролежней. Вечером звонит мне и рассказывает: «Она хорошенькая, обязательно справится, купи ей вот этот крем для кожи».

<p>12 октября, понедельник</p>

С девяти утра я в больнице. Бабушке стало хуже, смачиваю губы водой, поправляю маску. Она уже не говорит со мной, только стонет: «Мне плохо, мне больно».

Снова обход и помощь другим бабушкам и дедушкам, чьи родственники не в больнице и не могут за ними ухаживать. В конце смены я опять в реанимации — бабушка резко десатурировала. Когда медсестра пыталась её покормить, сатурация упала до 69, пришлось срочно надевать маску. Лечащий говорит, что если картина не поменяется, то придется подключать к ИВЛ. Еле плетусь до метро, понимаю — ситуация критическая. При этом понимаю, что для меня оставаться в реанимации дольше сейчас нет смысла — там врачи, это их задача спасать и лечить, а наша задача — ухаживать за уже спасёнными и идущими на поправку. Дома испытываю гнетущее чувство необратимости. И хотя я рассказываю интересующимся её состоянием, что это может быть временным ухудшением, для себя я понимаю, что это дорога в один конец.

Можно счесть меня бессердечным циником, но вечером я связываюсь с недавно похоронившим маму волонтёром Лёшей и в деталях узнаю, что мне предстоит. Его мама тоже лежала у нас и тоже умерла от ковида. Мне кажется, что, узнав всё в подробностях сейчас, когда бабушка ещё жива, я как-то облегчу своё состояние в будущем. Нервы начинают шалить, и я принимаю успокоительное. А чуть позже — корвалол на ночь. Знаю, что завтра с утра бабушку посмотрит один из ангелов-хранителей больницы — Сергей Васильевич Царенко. «Если не он, то никто», — думаю я, засыпая. Планирую приехать пораньше и успеть на обход.

<p>13 октября, вторник</p>

Сказывается многодневная усталость, нервы и смешанные накануне успокоительные препараты. Оказалось, что они значительно усиливают действие друг друга, поэтому обход я проспала. За окном солнечный осенний день, клён во дворе золотой, от этого в комнате ещё светлее. Собираюсь поехать в реанимацию, но приходит сообщение от друга из больницы: «Таш, у твоей бабушки сопор. Десять по шкале[14]NEWS[15] в „Орбите“».

В тимуровцах сегодня Таня — прошу её проведать бабушку.

— Кажется, плохо. Не реагирует.

Я собрана для выхода, но остаюсь дома. Тяну время. В душе я не понимаю, для чего ехать. Через час вести от Лёни: «Видел, не на ИВЛ».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия