Лицей 2021. Пятый выпуск

Вишни, солеломни, мутнеющие сады;
упавшему с лошади, согласно традиции, раскалывают
череп; песчанощёкая девочка
играет на дудочке гнева. В том и наш хлеб,
и наш герб. Посланник весь бел. А мы
в своих шляпах широких спрятаны, как в сундуках.

Эти стихи ни на что не годны. Ими не накормить голодных.

Вещество устало, но музыка гривой машет:
так, будто айсберг твоей парадной причёски
ещё иногда заметен в толпе. Что, и ты
не предавал никого? С чужой
женой не ходил, не пил
чужого вина? Так о чём мне с тобой говорить?
О reaumuria oxiana? В пленной воде пруда
загустевает материя, становится уткой;
Ульсгор Отдалённый знако́м нам по сводкам погоды,
по крику «добыча! добыча!», с которым ребёнок, играя,
бросается к птицам. Это недопустимо:

твоя ладонь на моём животе — металл на металле.

И люди видят сквозь тусклые стёкла:
круглый зверь ходит по кругу, треугольный —
зерно ест. Жгут листья. Двор выметен. Всюду прохлада.
Пора исчезать, но помедлим ещё минуту —
вытряхнуть камешек из твоего ботинка.

6. Я ничего не помню

Безоблачное яблоко догрызаю —
безоблачное яблоко покоя, спрашивающее:
когда? когда ты вернёшься к чтению? когда
липы осядут, падут усадьбы? когда
враги к тебе подойдут с собаками двухголовыми?
Здесь ангелов бессчётно:
ангел-шуба, ангел-зеркало, аспирин-ангел, —
и всё же нет у них грузовых кораблей, чтоб везти твоё сердце
по миру.

Да, все мы измучались.

Да, однажды меня отец водил по Ульсгору:
выпал снег венценосный, ударила нас
полой плаща проезжавшая тень.
Мы говорили со статуями, неплохо
провели день. Очень устали. Хватит об этом.

Оседают липы, усадьбы трубят к отходу.
Словно моль я с тобою кружился и пил
свет животом. И всё уже было,
кроме зимы Ульсгора.

В ОПТИЧЕСКОМ ПАРКЕ

1

Они вроде могилу забытую ищут или
просто слова подбирают, бродя наугад
там, где раньше шишки на землю падали
в одной рубашке и так на земле валялись! а нынче
кровь сосен взошедших жидка, им читают
на ночь сказки, но сосны не спят и боятся; в отдельный
угол неба глядят, повторяя слова: нефрит, бирюза, сирень.

Я же, как муху, сгоняю свой взгляд с твоего обнажённого тела.

Вот забытые яблоки покрыты плесенью: нет им стыда;
и лимон преломил упавший луч света. Кузнечики
скоро треугольные песни свои запоют. Мы устали.
Воздух жужжит; я желаю ещё
песню сложить на языке неправды, но ты
входишь в оптический парк с другой стороны и срываешь
все опыты — едва уловимый, выбеленный
блик на самом краю диска. Мир глух, как солома. Слова
друг друга едят, будто рыбы, почти не открывая рта.

А я только хотел сказать: вон деревья, за тем холмом.

2