Хоть я и пишу достаточно много, но знаю, что в целом я чисто технически плохой писатель (надеюсь, что хороший рассказчик историй), так как мой читательский опыт наискуднейший — к тридцати годам прочёл в лучшем случае сорок книг, и большинство из них, мягко говоря, не классика мировой литературы (не говоря про словарный запас). С другой стороны, мне кажется, я неплохо ловлю чужой ритм повествования. Так как у меня не было опыта написания истории от лица ребёнка, я решил прочитать что-нибудь похожее на мою идею и по инерции сходу начать писать своё. Мой выбор пал на отличную книгу «Жутко громко и запредельно близко», и я не удивлюсь, если кто-нибудь заметит что-то общее в произведениях (кроме того факта, что герои обеих историй в течение всей книги что-то ищут).
Инерция от прочитанной книги отправила меня в тринадцатидневное путешествие по миру мальчишки, которому чего-то не хватало в реалиях дагестанской жизни.
Отвечаю сразу на самый популярный вопрос, который получают авторы что книг, что фильмов: нет, этот выдуманный мальчишка не я и не кто-либо из моих знакомых. Прототипа нет, а если и был бы, его бы давно уложили в какую-нибудь клинику. Артур родился из побуждений создать глубоко травмированного и совершенно уязвимого в современном Дагестане мальчика, который видит единственным способом защиты в агрессивной среде выдумать свой мир, свои правила и свои закономерности, с помощью которых он сам себе объясняет происходящее (надеюсь, это и оправдывает чересчур детское, даже для восьми лет, мышление ребёнка). Но, конечно, в любом герое всегда есть кусочек нас, и, закончив историю Артура, я могу проследить в его жизни проблемы, с которыми сталкивался я сам. Первая (и самая простая) проблема — это матерные слова. В детстве у меня был комплекс неполноценности, потому что я в силу воспитания не мог говорить плохих слов, в то время как все вокруг меня спокойно выражались, и я ощущал до лет десяти-одиннадцати свой изъян, из-за которого выбивался из коллективов (при этом в целом оставаясь компанейским болтуном). Я просто был недостаточно крут и «слишком хороший мальчик» для крутых ребят. Затем я начал материться иногда, но мозг всё равно через год-другой вытолкнул мат из моей жизни.
Размышляя о самых детских и наивных ощущениях, я черпал вдохновение из своей детсадовской жизни. У меня есть друг по имени Русик, с которым мы оказались в одной группе в садике, когда нам было по два с половиной года. Тогда, в детстве, когда мы с ним плечом к плечу дрались против всей остальной группы (мы были милиционерами, а остальные бандитами), наверное, он не подозревал, что спустя двадцать шесть лет он будет другом жениха на моей свадьбе (выбранным путём выдёргивания палочек в кафешке за пару дней до свадьбы). Те садиковские времена, через которые мы прошли вместе с Русиком, мне запомнились не событиями, а, скорее, атмосферой. Хотя было одно интересное событие: я вернулся в садик после некоторой паузы и вызвал на бой самого сильного мальчишку — Шамиля, который был на полголовы выше меня и всех остальных. Я во всеуслышание заявил, что, несмотря на моё отсутствие, я стал значительно сильнее, и вступил в неравный бой (скорее, невинную и совершенно незлобную детскую борьбу), в котором меня всё равно уложили на лопатки. Но всякий раз, когда я обдумывал детские разборки в истории Артура, я вспоминал то событие и те бесконечные садиковские битвы двух милиционеров и кучки злодеев (я могу ошибаться, но, кажется, мы всегда выигрывали. Слава мне и Русику!).
Если говорить о серьёзных и драматичных идеях этой истории, то я, наверно, руководствовался самой обычной мыслью: хочу написать то, что я сам прочитал бы в возрасте двенадцати-четырнадцати лет. К середине написания я обновил свою мысль: хочу написать то, что прочитает мой сын через двена-дцать-четырнадцать лет. Но, конечно, я надеюсь, что нас будет окружать уже другой мир, который не будет нуждаться в высмеивании стереотипного жителя республики и в поднятии тем травли в школах, пьянства и т. п.