Лицей 2019. Третий выпуск

— Строишь в голове маршрут, чтобы не как испуганная летучая мышь по городу носиться. Вот, у тебя две улицы друг за другом идут, потом — назад, огромный крюк. Пока ты кружить будешь, полдня пройдёт. Лучше сначала заехать на «Орбиту», потом свернуть сразу за светофором, срезать можно по дворам, запомнила? — Я чертил ногтем маршрут. — На аллею не сворачивай, там всё перерыто. Объедешь по Заречной. Сиреневый бульвар — это новостройки у оврага. Никакой там сирени нет, кстати. Зато есть черёмуха, очень сладкая.

Она чуть улыбнулась.

— Дальние адреса укладываешь вниз и назад, ближние — наверх. Если у тебя что-то хрупкое, посуда, там…

— Нет, у меня нет.

— Я так, на будущее. Если хрупкое — на самый верх, а лучше, как туземцы, — на голову.

— Ка-ак?

— Шучу. Ты когда-нибудь видела курьера с коробкой на черепе?

Она неуверенно пожала плечами.

— А при чём тут туземцы? — спросила, немного подумав. — У меня дед так рыбой торговал. На голове лоток носил и кричал: «Мелкая рыбка лучше большого таракана!» Очень удобно, на голове тяжести кажутся легче.

Не знаю, какой чёрт меня дёрнул помогать ей. Ладно бы она мне понравилась. Но нет. Худая, голенастая, рот слишком большой, чёлка в пол-лица. «Французская красота» — называл это один мой одноклассник. Как по мне, красоты никакой. Или не дорос я до неё. Зачем стал перекладывать коробки? Ещё и предложил до первой развилки ехать вместе. Может, это превосходство бывалого? Я-то уже целый месяц работал курьером, знал все подводные камни. Распирало прямо — так хотелось кому-нибудь покровительствовать, например, этой недотёпе.

Она поехала вперёд. Я даже не успел спросить её имени Будь у неё нормальный велосипед, а не это, мы могли бы держаться рядом — немногие люди рискнули выйти на улицу в этот знойный день, машин было и того меньше.

— Что везёшь? — спросил я, глядя на её спину в натянутой белой майке, мокрой посредине и на тонких полумесяцах лопаток.

— Ты же видел. Книги, игрушки, — откликнулась она. — То, что невозможно разбить. Наверное, как все новички. А ты?

— Реквизит в театр: парики, тряпки разные… Газеты обществу слепых.

— Газеты для слепых? — она даже обернулась.

— Им читают вслух, — объяснил я. — Серьёзно, каждый день. Я однажды наблюдал. Они садятся в кружок и слушают очень внимательно. Будто им и впрямь интересно.

— Может быть, интересно, — сказала она. — Может быть, для нас газеты скучны только потому, что мы и так всё видим. — Она подумала и добавила: — Видим, как всё на самом деле. А будь мы слепыми, тоже ждали бы, чтобы нам кто-нибудь прочитал о том, что вокруг.

Она замолкла, словно устыдившись такой длинной тирады.

— Ещё везу какое-то животное, — сказал я.

— Без шуток? — восхитилась она. — А разве можно животное — в посылке?

— Конечно, если в коробке есть отверстия для воздуха, — ответил я. — Раньше даже детей по почте отправляли, в Америке. Представляешь?

— Обалдеть, — сказала она.

— Только не говори, что твой дед делал так же.

Она не рассмеялась, снова замолчала, и мне расхотелось говорить. Сказать честно, очень уж смутила эта её привычка задумываться над моими словами. Я-то нёс сплошную околесицу, чтобы её развлечь. А она всерьёз прикидывала — про туземцев, например, или про слепых, — и мои слова становились ещё ерундовее, будто я распоследний идиот. С такой держи ухо востро.

Духота стояла страшная. На витринах ещё были видны белёсые разводы июньских дождей. А ведь сейчас конец июля! За месяц ни капли с неба не упало. От этой жары все сходили с ума.

Молча мы доехали до моста. На ядовито-зелёных перилах было множество замочков — их тоже выкрасили зелёным, сделав частью моста, не просто его украшениями. Тут девчонка остановилась.

— Давай ты первый, — на лице у неё блестела испарина, она облизала губы.

Я пожал плечами, обогнул её трёхколёсного монстра.

— Не люблю мосты, — сказала вдруг она, и я остановился.

— Почему?

— Они дрожат. Ты разве не чувствуешь?

Кажется, девчонка и вправду не хотела на этот дурацкий мост. Как-то даже побледнела, даже веснушки выцвели. Ну и трусиха.

— Парочку велосипедов выдержит, — успокоил я её.

— Ты думаешь, я боюсь, что мост рухнет? — она даже фыркнула и сделала вид, что поправляет ремни на корзине.

— А чего тогда?

— Ничего я не боюсь. Просто не люблю. Едешь по нему, а он дрожит.

— Знаешь, о чем я на мосту думаю? — спросил я. И не смог себе объяснить зачем. — Взять бы да выбросить все эти коробки в реку. Нет, серьёзно! Зачем людям столько вещей? Каждый день что-то покупают, покупают. Нервничают, когда у них нет чего-то, что есть у других, и снова покупают. Просто-таки утопают в хламе. Мы живём в мусорной куче. Весь наш город — огромная мусорная куча!

— И твой дом? — спросила она с интересом.

— Конечно, — ответил я. — В моём доме шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на какое-нибудь барахло. Все эти ковры, диваны, сервизы — это ещё при моей жизни будет на свалке.

— Но это нужные вещи, — возразила она. — Когда они сломаются, да, станут не нужны. Но сейчас-то они не мусор.