Лицей 2019. Третий выпуск

(222) Ну, то есть. Ну, может быть. Или про… — Немцев неоднократно заявлял, что его главный художественный принцип — это принцип неопределённости (им, в частности, объясняется робость Ноликова). Приведём слова Немцева из переписки с Е. Давыдовым: «…как только скажешь окончательное слово — всё: ложь начинается. Не бывает окончательных слов, вот что»[14]. Есть соблазн интерпретировать эти слова как своеобразное осмысление принципов полифонии Достоевского, изобретённых Бахтиным. Но, во-первых, Немцев терпеть не мог Достоевского (по воспоминаниям иллюстратора первого издания «Ни ума, ни фантазии» П. М. Кондратенко, когда он спросил Немцева про Достоевского, тот отвечал: «Достоевский? Неплохой писатель»[15]), а во-вторых, в его словах звучит явная попытка самооправдания (сходной чертой характера обладал и Карл Густав Маннергейм).

Ответ писателя Е. Давыдова мы находим достаточно остроумным, чтобы здесь процитировать: «Это довольно близко к истине, но чертовски коряво. Уж по-моему, если говоришь „а“ и затыкаешься, — то „б“ договаривает кто-то другой. Точку надо уметь ставить и грамотно, и чётко»[16]. Далее следует обсуждение клипа Brian Jonestown Massacre «Detka, Detka, Detka», что уже выходит за пределы нашего исследовательского поля.

(237) Роман вышел знатный. — Читателю может показаться, что вставные новеллы и рассказы о ненаписанном, к которым Немцев очевидно тяготеет (см. сцены из вставной пьесы), — это своего рода скерцо. Однако, по свидетельствам В. Т. Бабенко и А. С. Дежурова, — эти вещи были написаны. В частности, и роман про Агасфера (см. комментарий к 325).

Что интересно, хотя сам Немцев был открытым антисемитом (к тому же демонстративно использовавшим Ветхий Завет в качестве папиросной бумаги), — еврейский дискурс в его произведениях довольно постоянен.

(248) Сами всё, сами!.. — Неожиданно яркий эпизодический персонаж Володя послужил почвой для полемик среди исследователей. Если верить биографу Немцева — Д. М. Албацу, — в одной из бесед Немцев обмолвился, что под Володей разумеется Владимир Путин (был такой президент в России)[17]. Гипотеза чрезвычайно основательная, хотя некоторые склонны считать, что подразумевается В. В. Набоков, которого Немцев в ту пору ожесточённо критиковал: как, кстати, и Маннергейм; правда, К.Г. критиковал не писателя, а его отца, политика (см. комментарий к 264).

(258) Каждый в своей клетке. — Е. С. Ушакова, в салоне которой Немцев часто бывал, в мемуарах описывает такой эпизод: «Очень странная туса это была. Выпили вообще немного, а он уже стал кривляться. Завязал рукава свитера — типа как в дурке, — сел на пол и рычал на нас. Стрёмно было»[18]. По дневникам Немцева понятно, что сам он в это время был уверен в собственной сочинённости. И хотя то не был чистого рода солипсизм, здесь явно прослеживается склонность Немцева к близоруким обобщениям.

(264) Приглашение на прогулку. — Такой подзаголовок для десятой главы явно пикирует Набокова (пародийность подчёркивает и то, что глава посвящена пьянке). Сам Немцев называл Набокова «прохладным трупом, который не воняет»[19], потому как он «даже ни разу не лажает»[20]. Стоит отметить, что «лажу» Немцев постулировал в качестве основного элемента творческого процесса (см. «Ненаписанный шедевр», Н. Н. Огородов).

(265) Это что? Коньяк? — Алкогольный мотив (особенно в линии Петька́) — один из важнейших в романе Немцева. Произведя подсчёт алкогольной семантики, мы пришли к выводам, что пиво упоминается 49 раз, вино — 23, водка — 99, виски — 14, абсент — 8, коньяк — 33, прочие алкогольные напитки — 58 раз. Это довольно странно, ведь Немцев, по свидетельствам современников, совершенно не пил.

Также частотны слова «фонари», «гуси», «брови» и «занавески». Очевидно, что под гусями разумеются гуси, которые спасли Рим. Постоянно фигурирующие в портретах брови — свидетельствуют о некотором фетише автора. Настойчивый образ фонарных столбов (и неестественного света вообще) — по всей вероятности, наследие увлечения Немцева оккультизмом. Жёлтые занавески — отсылают нас к Брюсову.

(288) 22 апреля 1870–21 января 1924. — Ввод Ленина в повествование и уделение ему роли «бога из машины» в выяснении отношений Ноликова и Нади был неоднократно оценён исследователями как «неубедительный» (А. А. Давыдов). Мы же склонны соглашаться с Ю. Н. Бахтиным, утверждавшим, что «понять жанр произведения можно только поняв жанровую борьбу внутри текста»[21]. Эта компонента, пусть неудачная художественно, позволяет рассматривать «Ни ума, ни фантазии» как плутовской роман. Однако интересно другое: а именно что Немцев даже тут допускает ошибку: Владимир Ленин родился 17 апреля.