Лицей 2019. Третий выпуск

Вадик семенил за ним и боялся отстать. Сан Саныч — шагал широко и невнимательно, да помалкивал скверно.

Потом вдруг — бросил:

— Работу тебе найти надо… Тебе сколько уже? Месяца два? Совсем большо-ой. Пора! Пора!..

— Какую ещё работу? — Вадик недоумённо повернул голову.

— Не знаю. В цирке, например. Будешь жонглировать, кувыркаться и рожи корчить. Я научу.

— Зачем это?

— Ну так. Для отвода глаз.

Неглинная здесь была уже почти бульваром: какой-то шансоньер стоял с аккордеоном и пел французские песни, пытаясь нагнать на всех Парижу. Вадик бросил ему монетку.

— А ты что делать будешь? — спросил он Сан Саныча, когда догнал его.

— Следить за процессом.

Вадик остановился. Сан Саныч, пройдя несколько шагов и заметив, что Вадик потерялся, остановился тоже. Аккордеон звучал. Поп сидел на лавочке и курил, да поглядывал на них, как-то хитро жмурясь.

— И чем тогда это отличается от жизни? — сказал Вадик довольно громко (между ними было шагов пятнадцать).

— Бес его знает, — сказал Сан Саныч и показал язык.

— Жизнеутверждающе, — сказал Вадик, но языка показывать не стал.

Вечерело. Шаги шлёпались о мостовую; прохожие не обращали внимания на покойников (даже носы не воротили, хотя амбре стояло завораживающее), — только дома́ сердобольно играли окнами (закат). Мысли Вадика были смутные и тоскливые, сумрачные и невнятные — такие, каких и словами не скажешь.

Он думал, что мысль — всегда немножко убийца; и чтобы верить в хорошее, надо немножко себе врать…

Но Сан Саныч скоро заставил его забыть эту ерунду и сумятицу: они забурились в бар на Кузнецком — и там уже совсем распоясались. Много было весёлости и одушевления искреннего!

Выносили их на руках (но не в знак благодарности). Ночь была свежая, мокрая и уютная — при всём своём жёлтом безразличии. Хотелось заходить в переулки и дворики, садиться на облезлые скамейки и слушать тишину…

— Ну всё, скука. Домой! — пихнул Вадика в плечо Сан Саныч. — Главное ж тут со скуки не помереть.

Вадик не спорил.

Спустились в метро. Сан Саныч опять рассказывал анекдоты, но Вадик держался за холодный поручень и что-то тихонько себе подозревал… Тогда Сан Саныч вдруг перешёл на частушки:

Помирать мужик собрался —
Богу душу отдаёт.
Газ, верёвка, ножик, мыло —
Ни в какую не берёт!

Пассажиры навострили уши. Некоторые — пересели ближе.

А кастрюлек наших Данте
Отродяся не видал.
Варят зад пока не скажут:
«Стой, al dente[12], вынимай».

Пальцы побежали по поручню: небритое лицо приблизилось. Там и две фанатки объявились: одна — даже с ребёнком.

Сан Саныч взял в руки невидимую балалайку и продолжал концерт:

Я влюбился в девку красну —
Безотказная она.
Брюхом наградить не страшно —
К ней хожу в могилу я!

Небритое лицо исказилось, фанатка закрыла уши руками, ребёнок заплакал. Пока не началось избиение артиста — Сан Саныч и Вадик сошли. Да и станция, кстати, нужная была.

— Зря ты это в метро… — говорил Вадик по пути домой. — Не над всем же смеяться можно.

— А над чем нельзя?

Вадик задумался:

— Над тем, что ранит.

— Тогда легче смех запретить! — Тут Сан Саныч остановился, громко бзднул и принюхался: хорош! (И пусть гадко пахнет — но уж таков Сан Саныч.)

Дома было ожидаемо кисло: пришлось опять пить, курить и звонить в морг. Пока Сан Саныч болтал с патологоанатомом, Вадик несколько раз сбегал в ванную и перечитал записку.

— Слушай, а может, позвоним, а? — подсел он к Сан Санычу, который уже рассказал все анекдоты и положил трубку. — Ну… девочкам…

— Понравилось? — Сан Саныч положил Вадику руку на плечо. — Вот на работу выйдешь — тогда и звякнем…

Рука тут же оказалась сброшена и беспомощно валялась на спинке дивана. Сан Саныч не растерялся и почесал ею подбородок.

— Опять ты начинаешь! — Вадик встал. — Как будто человека из меня сделать хочешь! Ты… Ты… — Вадик вгляделся в Сан Саныча, согнулся пополам, завязал шнурки (у покойников не принято обувь снимать), чихнул и только тогда понял: понял и рассмеялся. — Да ты живой! — Вадик разогнулся.

— Мальчишка! — сказал Сан Саныч раздосадованно и ушёл на кухню.

Вадик обиделся и пошёл к полке; он схватил книжку и открыл наугад:

«…подчинено основному закону мира дьявольского; оно не существует, а кажется…»

Вадик захлопнул книжку и заходил:

— Да! Да! Это тебя Федяка с Васьком подослали! — кричал он в пустоту. — Еда, смех, женщины! Ты мне всё как мертвецкое подносил, а оно — живое! Думал обдурить, да? Но я-то честен с собой! Я умер! У-мер! — Вадик замолчал и принялся кусать губы.

Сан Саныч показался в проёме двери и бросил на Вадика взгляд усталого дальнобойщика. Он прошёл в комнату и остановился посредине. Он молчал.

А Вадик лепетал, то смущённо, то громко:

— Т-ты… ты искуситель! — И прибавил поуверенней. — Ты жизнью меня искушал!

Между ними стоял гроб.

— Кончай уже, — сказал Сан Саныч измождённо. — Вечно ты мнёшься на пороге… Ну, не ссы. Говори уже.