Читаем Лицей 2019. Третий выпуск полностью

— Что говорить?

— Ты знаешь.

— Что знаю?

— Ты знаешь. — Сан Саныч зевнул и отвернулся. Он уже не напоминал мёртвого шалопая. Руки у него были сложены за спиной и как бы грозили. — Я жду.

Тут Вадик с немертвецким трепетом осознал, что его вконец искусанные губы прямо сейчас скажут что-то ужасное: не мелкое богохульство, без которых ни один русский человек существовать не может, а нечто страшное и непоправимое. Десяток слов отделял его от неминуемой беды. Он уже предчувствовал руки, ложащиеся на шею, и предвидел искажённые улыбкой лица, которых — не существовало…

— Жизнь… — начал он наконец, как намагниченный.

— Ну? Дальше?

— И ложь…

— Ну-ну? Это совсем не сложно.

— Это… од…

В дверь позвонили. Сан Саныч и Вадик переглянулись.

— Сначала скажи, — проговорил Сан Саныч спокойно и повелительно.

— Да я только открою… — Вадик почувствовал себя школьником.

— Не раньше, чем скажешь.

— Всё-таки люди ждут…

— Подождут, не сдохнут. — Улыбка повисла на краешке губ.

— А всё-таки…

Сан Саныч пнул диван, стул, гроб, крикнул: «Пошёл вон!» — и улёгся в гроб, на каждый глаз положив по пятаку: как будто загорать собрался. Вадик пожал плечами и пошёл открывать.

За дверью ждали Федяка и Васёк: они были удивительны, как удивительна зелёная трава для человека, месяц не бывавшего на улице.

— Блин, ты прости нас, Вадь…

— Мы реально забыли, что гроб занесли…

— Хотели в тот же вечер забрать…

— Но тупо забыли…

— Это розыгрыш…

— Жёстко вышло, прости…

— Ничего, ребят. — Вадик зашёлся румянцем. — Я уже разобрался. Всё хорошо. Только… как вы Сан Саныча уговорили в гроб-то лечь?

Федяка и Васёк переглянулись.

— Какого Сан Саныча? — спросил Васёк.

— Да вот же, лежит… — Вадик дал им дорогу. — Вы не слышали криков?

— А-а-а! Этот? — Федяка рассмеялся со всем бесстыдством. — Из воска твой Сан Саныч!.. Хотели настоящего положить, но решили, что это слишком будет. В юморе оно ведь что главное — палку не перегнуть!

Федяка посмотрел на Вадика — и понял: перегнули.

Васёк посмотрел на Федяку — и понял: это была тупая идея.

Вадик посмотрел на них обоих — и понял: живой.

А Сан Саныч не смотрел — ему мешали два пятака. Но человеку с глазами могло показаться, что он украдкой улыбается.

июль 2018<p>Комментарии. Примечания</p>

Я смотрел и пытался осознать… мне было трудно сразу в это въехать… хотелось всё тщательно осмыслить… Рибо был прав… «Видишь лишь то, на что смотришь, а смотришь на то, что уже запечатлено в уме»…

Л.-Ф. Селин. «Из замка в замок»

Взявшись хлопотать об издании романа Н. Д. Немцева «Ни ума, ни фантазии», редактор столкнулся с рядом проблем, затрудняющих понимание этого романа современным читателем: текст явно нуждался в тщательном комментарии. К счастью, специалисты ещё не перевелись.

В своём комментарии мы не будем касаться биографии Н.Д. (в данной области трудно оставаться лицеприятным), его читательских преференций (автор бравирует ими на каждой странице), анализа текста или же особенностей его поэтики. Уже установлено и является общим местом, что это образец дилетантской беллетристики, интересной только специалистам. Данный комментарий берёт на себя задачу исправить это положение и прояснить некоторые моменты для широкого читателя.

Несколько слов о самом тексте. Первое издание состоялось в 2019 году, второго — не последовало. Распространялся роман и через Интернет, но как-то стыдливо, поштучной рассылкой. Наше (второе) издание воспроизводит текст первого издания, сличённого с авторским автографом, найденным при разборе личного архива Н. Д. Немцева.

(218) А. Ф. Шульгин. — В собрании сочинений философа и натуралиста Александра Фёдоровича Шульгина мы не обнаружили строк, приведённых в данном эпиграфе. Однако сходный пассаж содержится в романе Поля Тальмана «Езда в остров любви», переведённом Тредиаковским: «И злодеи его говорят только, что он немножко угрюм, а такой-де преразумный, да коли-де кого уж полюбит, так прямо и полюбит»[13]. По всей очевидности, Немцев имманентно сконтаминировал несколько цитат.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия