Литерный эшелон

— А я почем знаю, как его зовут. Который был в Гатчине. Шпион.

— Он… Заходит иногда на чай.

Жизнь Андрея складывалась так, что сослуживцы заменяли друзей. И в последние годы их становилось только меньше. Одно из освободившихся мест занял Астлей: вопреки своему шпионскому статусу он дружил искренне и предано. Семьей он не обзавелся, и в этом городе, в этой стране он оставался чужим. Да что там — за полтора года работы в посольстве он оставался в положении новенького. За сим, особенно ценил возможность хоть к кому-то сходить в гости, выпить чая, поговорить о каких-то пустяках, не связанных с работой: а то ведь эта война, эти бесконечные сводки совершенно надоели…

Проводив Михаила Федоровича, Андрей прошел в детскую.

Алена и Таюта уже проснулись, и сейчас было время кормления. Глядя на свою жену и дочь, Андрей спросил:

— Алена Викторовна? А как вам давно признавались в любви?

Алена улыбнулась, для вида задумалась:

— Дайте припомнить… Не далее как три дня назад вы это делали.

— Как же недопустимо давно это было…

  …Сабуров при всей его несерьезности в интимном плане, крестным оказался просто замечательным: на крещение подарил Таюте золотой крестик, когда у нее начались резаться зубки — преподнес серебряную ложку. Не забывал он и о Фроле: ему он как-то подарил коробку из-под галош, набитую стрелянными гильзами с «Гочкиса».

От такого щедрого подарка у Фрола перехватило дух: это были практически незаменимая и универсальная вещь. Сложенные в коробку гильзы, превращались в смертоносную мину, которая само собой разрушила германский линкор, если бы тот набрался смелости показаться на глаза Фролу. Расставленные вряд, они становились несокрушимой армией, дополняя немногочисленное оловянное воинство.

Наконец, гильзами можно было стрелять из игрушечного пружинного ружья, что без сомнения превращало последнее в более грозное оружие.

Он с опаской смотрел на сестру: не придется ли делить с ней свои сокровища. Но отец успокоил его тем, что у Таюты будут свои игрушки… Заодно провел с сыном беседу о его новом статусе.

Фрол сначала невзлюбил сестру. Долгие с его точки зрения годы он был в семье самым младшим, «маленьким» или «малым», как называли его мама и папа соответственно. И тут, после рождения Таюты вдруг он узнал, что отныне он большой и за свою сестру в ответе. И должен за ней присматривать сейчас и защищать в будущем.

Кого? Этот вечно голодный, кричащий кусок человеческой плоти?..

Ему говорили, что это его сестра, девочка.

Но разве подобное могло ввести в заблуждение Фрола? Он раньше видел девочек: это были такие премилые существа, в платьицах и с длинными волосами, от которых так приятно пахло чистотой.

А это? Лысое, замотанное, словно нога в портянку, существо…

Но Таюта стремительно росла: пушок на головке превратился в кудряшки. В ее голубых глазах читалась невысказанная мудрость мира.

И Фрол понял, что любит эту девочку больше всего на свете: разве ее можно не любить? Она так похожа на маму, только маленькая, словно куколка. Папа говорил, что Таюта станет когда-то большой, выйдет замуж, вероятно уйдет из их дома.

Ха! Еще чего: Фрол тогда тоже вырастет, и не отдаст ее никому…

Но, ни Андрей, ни Фрол, ни Алена, не говоря уже о Таюте не предполагали, что этот дом им предстоит покинуть всем.

Причем довольно скоро.

Чудо-Оружие

Планета за серой пеленой была будто рядом — буквально протяни руку. Но при этом что называется: близок локоток, но не укусишь.

Соломон Арнольдович, старикашечка, приставленный к этой вещице пытался разобраться, как она все-таки работает, повторить может быть в больших размерах. Но, кажется, за годы существования Особой Экспедиции в Аккуме продвинулся в этом совсем ненамного: разве что смог подключить ее к проводу, ведущему от реактора.

Задумались о задаче, поставленной некогда покойным Столыпиным: о колонизации планеты. Хотя и тут Столыпин был, в общем-то, ни при чем. Кто-то заметил: если нам не суждено попасть на эту планету, так пусть хоть наши потомки проложат тропы по неведомой планете.

Может быть, через окошечко удалось бы просунуть младенца: как известно, новорожденный в наш мир попадает через еще меньшее отверстие. Может быть, удалось бы найти мать, которая бы отдала своего ребенка не то чтоб на верную смерть, но крайне на рисковое предприятие. Может также, у ученых не дрогнула бы рука просунуть его в нечеловеческий мир. Но как его воспитывать и вскармливать через это отверстие? В истории человечества попадались случаи, когда человеческого ребенка вскармливали, скажем, волки или другие животные. Но вместо Тарзана, благородного дикаря, джентльмена из джунглей или, в общем-то, тоже человечного Маугли, вырастал лишь волк или обезьяна в человеческом обличье.

Ученые задумались, и поскольку решения не имелось, предпочли говорить об ином, может не столь важном, но все же интересном.

Некоторые по записям профессора Стригуна стали учить иноземный язык, который называли «марсианским».