Литерное дело «Ключ»

– Глупости, полковник. Эти надгробия просто утрачены. Короче, рад тебя видеть, и едем в архив!

Знакомое серое здание напротив Военной академии, приходилось бывать. В Высшей школе писал реферат по истории «органов» и темой взял как раз романовскую эпопею. Здесь досконально изучил фонд царя и Семьи, в итоге пришел к выводу, что дезинформационное отвлечение противника от сути дела было – по тому времени – проведено достаточно. Ведь не специалисты работали – малограмотные… Правда – убежденные, а это первый залог успеха. Может, еще остались сотрудники того времени. Вот будет встреча… Но направились в «Заграничный архив», он располагался на другом этаже. Женщина в сером, с насмешливым лицом, молча положила на стол папку с тесемочками и ушла. «Это так называемая Папка Колчака», – шепотом, из уважения к месту, наверное, произнес генерал. Развязал тесемки: пожелтевшие бумаги, письма, одно, без конверта, начиналось словами: «Голубка моя…» Стало неуютно. Этого человека давно уже нет на свете; вот остались его мысли, суждения, обиды, теперь в них роются, пытаясь отыскать вчерашний день. Зачем?..

– Смотри! – крикнул генерал, не сдерживая чувств. Он давно уже не имел отношения к оперативной работе и, видимо, вспомнил далекую молодость. Две фотографии на картоне: гробы с телами – две женщины, вместо лиц – оскал, черты искажены и разрушены. Здесь же объяснение: тела найдены… Как назвать? Не белыми, не зелеными, это ведь только начало борьбы против Советов. Взяли город Пермь от большевиков; на фекальных полях обнаружили останки мучениц и решили похоронить достойно. Что ж, надгробия с белыми мраморными крестами очень даже пристойные. В глубине, слева, виден храм. Он наверняка сохранился, будет ориентиром. Интересно, куда делись надгробия? Разбили, наверное, на куски. От злобы и ненависти.

Никогда раньше не слышал в своей душе подобных слов, никогда не давал таких оценок. Что-то произошло…

– Я приказал завтра с шести утра оцепить кладбище войсками и милицией. Смотри на план… – Генерал разложил на столе план города. Хорошо была видна тюрьма на окраине и кладбище рядом, на пологом холме. – Вот угол тюрьмы. Прямо напротив него, наискосок от этой церквушки – а она сохранилась, слава богу, – и были эти могилы. Я думаю, цоколи мы найдем легко, а так как это склеп – то все, что внутри, должно хорошо сохраниться. С телами ничего не делали. Нашли – и положили в гробы.

– Думаете, ключ при Гендриковой?

– Проверим… – буркнул односложно. – Да, вот еще что: рабочими будут сотрудники территориального управления. Что искать – они знают. И больше – ничего. В разговоре будь осторожен!

– «Под крыло-ом самоле-ета о че-е-м-то поет…» – мурлыкал себе под нос генерал, поглядывая в иллюминатор. – А что, Василий Андреевич, богат и разнообразен природный мир нашей страны… Разве нет?

– Вы, товарищ генерал, раньше учителем географии были? – спросил с улыбочкой.

Замнач насмешки не заметил, искренне обрадовался:

– Верно! А как ты догадался?

– Да вы песню поете учительскую… – съязвил, но тот опять ничего не понял.

А под крылом и вправду разворачивалась безмерная тайга, и Абашидзе – то ли от простора безысходности внизу, то ли еще от чего – загрустил. Вспомнилась Катя – очаровательная, тонкая, голубоглазая и прекрасная. «Маша, да не наша… Мы-ста больше по Кло крутим… Проклятая какая жизнь… Дар напрасный, дар случайный…»

– А что, товарищ генерал, была ли в нашей жизни настоящая любовь?

Тот взглянул с испугом – как будто голого застали, но нашелся:

– Знаешь, полковник, ты вот угадал мою прошлую профессию. Да ведь и я твою сейчас угадаю.

– Как это? – растерялся Абашидзе. Генерал занимался кадрами управления и не мог не знать подлинных биографий подчиненных.

– Да так… – протянул насмешливо. – Ты в прошлом, поди, кино снимал. А знаешь – почему? Да потому, что в каждом нашем кино кто-то кому-то задает такой вопрос! Уел я тебя?

– Так точно… – ответил грустно. Знал бы он, бедный, что сейчас разоблачил, над чем надсмеялся… Но как точно, как верно! Все же служба разведки заостряет мозги. Чего уж тут… Когда нет ни-че-го настоящего, подлинного, тогда такие суррогатные вопросы в кино о счастливой жизни призваны убедить, что именно песня нам строить и жить помогает…

Сели вовремя, у трапа все повторилось, конспирация и скромность были не для них: стояла, замерев, черная «Волга», двое в штатском радостно улыбались, как будто генерал привез каждому из них приказ председателя о повышении в звании до «полковника». В гостиницу не заезжали – так распорядился, едва успели расположиться на мягких сиденьях, генерал. Ехали быстро, город показался дымным и грязным. «Завтрак привезут прямо на кладбище, – сообщил сопровождающий. – Хотел доложить: у нас – по пятой линии – были данные на местных комсомольцев: решили, понимаешь, Михаила Романова отыскать! Это надо же! Вы в курсе, что наши его здесь грохнули? В восемнадцатом?»

– В курсе, – односложно отозвался Абашидзе, заметив, что генералу отвечать не хочется. – А что, – спросил без тени насмешки. – Завтрак на кладбище – это у вас… мода такая?