Литерное дело «Ключ»

…Темнело, женщины и камердинер поняли, что ведут их не к поезду на вокзал – как сообщили поначалу, а совсем в противоположном направлении – тяжелый запах с фекальных полей подтверждал это. Женщины несли пожитки в узлах, Волков – чемодан и саквояж. «Вот что, Алексей Андреевич… – успела шепнуть Гендрикова. – Если жив будешь – скажи государыне, что ее ключ цел. Не забудь, потому что…» Она не договорила – раздались выстрелы, Волков, пользуясь темнотой и подпитием конвоя, бросился в кусты и убежал. Голодный, холодный, полуодетый (придворную верхнюю одежду пришлось сразу же выбросить, каинова печать получалась), двинулся вдоль полотна железной дороги. Только через полтора месяца вышел к своим – слава богу, крестьяне одели и помогали едой. Но о словах Гендриковой не сказал ни начальным следователям, ни Соколову.

– Почему же? – осторожно спросил Абашидзе.

– Да потому, что ключ этот – сугубое дело Семьи, – усмехнулся Волков. – Дед ничего и никогда не рассказывал об этом «семейном» деле. Таково было воспитание тех, кто служил Семье.

– Потрясающий рассказ… – только и сказал полковник.

Добрый вечер, славные люди, но всему приходит конец: Абашидзе откланялся. Катя проводила его до порога, спросила, опустив глаза: «Мы еще встретимся? Вы не безразличны мне, и верьте – это впервые…» Он молча и целомудренно прикоснулся к ее лбу. «Впервые в жизни, – сказал ей мысленно. – Это непонятно, это невозможно, но я тебя отпустил. Сам не знаю почему…»

…В Москву отправил следующее сообщение: «У Волкова нет интересующего предмета (о подарке умолчал, в конце концов, это его, Абашидзе, частное дело). Однако из рассказа внука царского камердинера следует, что графиня Гендрикова упомянула перед расстрелом в Перми о каком-то очень важном для А.Ф. ключе. Проверьте». Еще через день, уже в Женеве, Абашидзе получил ответ: «Вам надлежит незамедлительно прибыть в Москву. На всякий случай: в качестве причины отъезда сообщите заинтересованным лицам, что в Грузии у вас умерла ваша очень дальняя родственница, у которой сохранились семейные документы. Это достоверное объяснение для ваших знакомых и полиции»…

Когда позвонил Кло и сказал, что уезжает на две-три недели, та зарыдала: «Я так мечтала, что после вынужденного поста мы наконец-то сольемся в экстазе!» – «Непременно! Я днем и ночью мечтаю об этом! Но – семейные документы. Ты ведь понимаешь…» Да, это она поняла.

А мадам Штерн сказала: «Ой! Вы не понимаете, что делаете! Я приготовила такой обед… И не только…» Голос ее задрожал, но это уже не волновало Абашидзе. Катя – вот кто мерцал и пылал в душе загадочным образом неразделенной любви. Ах, как задела сердце эта милая, скромная русская девушка, как задела… «А Нина? – спрашивал себя. – А дети?» И понимал, что ответа нет, потому что время и расстояние угрюмо и неизбежно делают свое черное дело, отправляя в небытие все и вся…

От Москвы Абашидзе успел (в который уже раз!) отвыкнуть и поэтому с некоторым недоумением увидел у трапа черную «Волгу» с двумя в штатском. «Никто и никогда не переделает, родненькую; там, у «них», даже премьер-министр идет вместе со всеми к своей машине у обочины, а здесь… Подошел, поздоровались, клерков этих он не знал, поэтому всю дорогу до гостиницы на окраине молчали. В номер провели мимо портье и горничных с каменными лицами, все было как всегда. Не успел расположиться – вошел замнач управления, пухленький, веселенький (всегда казалось, что нарочито) и с порога объявил радостно клокочущим басом:

– Завтра идем в архив, мы там уже все просмотрели, да вот – звонок последовал: у них есть еще какой-то «заграничный» архив, ну, система, сам черт ногу сломит! Так вот, якобы там искомое.

– Понял, – кивнул, хотя речь замнача была неясной и убогой. – Собственно, что мы там ищем?

– Ну как? Ты же сам сообщил, что эта… как ее? Шмондрикова. Да?

– Гендрикова.

– Ну, вот… Имена, я тебе скажу! Сам был немцем до мозга костей и прислугу держал немецкую. Николашка…

– Графиня Гендрикова – русская.

– Ага! Как твой прадедушка! Ну, извини, я ничего не имел в виду. Значит, так: если она, графиня эта, по сведениям источника, заявила в последнем слове, что хранит ключ…

– Она не произносила последнего слова, товарищ генерал. Ее просто убили, вот и все. Она успела сказать, что ключ императрицы в порядке.

– Ну вот! А я о чем? Только, Василий Андреевич… Я, конечно, понимаю, что ты там поневоле набрался и так далее, однако здесь не «свободный мир», видал я их свободу… Здесь ты обязан все называть своими именами: свершился суд народа над одним из угнетателей. Разве не так?

«Не хватало еще навсегда остаться здесь и перекладывать бумажки. Да черт с вами со всеми…» – подумал Абашидзе, а вслух сказал:

– Товарищ генерал, вы абсолютно правы, случился суд истории…

– Народа! – сурово перебил.

– Так точно! Хорошо… Я так понял, что вы хотите установить место погребения и… провести эксгумацию, так?

– Гений! За что тебя начальство и любит. Что тебе непонятно? Я по твоему лицу вижу. Могил этих давно нету, разве не догадался?

– Мне непонятно… У нас сносят надгробия?