Литерное дело «Ключ»

Вклад или клад – кому что нравится – отопрет ключ императрицы. Скорее всего – он остался у Мельник-Боткиной. Если остался… Теперь надо ждать, что они там выяснят и какое задание дадут. Судя по разговору перед отъездом, они намерены принять самые решительные меры к возвращению «народной собственности» восвояси. Ну что ж… Поможем, чем сможем.

Погасил свет, улегся на диван, и сразу же раздался звонок: «Это ты?» Клотильда, будь она неладна… Гадко было так думать о той, которая вывела к успеху, дала первые, решительно важные координаты. Пусть и неосознанно. Но еще гаже – о женщине, с которой испытал танталовы муки страсти. Что за комсомольский подход, что за гадость (Косарев, секретарь возбужденного юношества, вослед контрразведчику Бокию тащил на свой кабинетный диван всех подряд. В сером доме КИМа после того возникла стойкая и неизбывная традиция). Тем более не резон уподобляться! «Кло, счастье мое, я потерял дар дыхания». – «Ты хочешь сказать «речи», любимый?» – «Что «речь», чего она стоит, человек без речи – жив, а без дыхания…» – «Я сейчас приду к тебе». – «О, не станем нарушать традицию, Кло. Горничная спит в своей конуре, а если что?» – «Да плевать на горничную, что за мальчишеский подход? Впрочем… Традиция – это так прекрасно. Но я приготовила тебе сюрприз, понервничай немножко». Зачем соврал о горничной? Подумал: «Я определенно впадаю в детство». Но следовало идти, поднялся с трудом, ожидаемое казалось карающим мечом, возмездием. «И сам, покорный общему закону, переменился я…» – проговорил трагическим голосом.

…И снова, проторенной дорожкой, входил в холл, поднимался на лифте, звонил в роскошные двери красного дерева и убеждал себя, что неизбежность дрыгающегося у него на шее существа лучше иной, страшной неизбежности, когда линия «К» выявляет в тебе нечто неприемлемое, объявляет врагом, и боевики приводят приговор в исполнение. Бедные, бедные деточки, Нина, это все вас ждет в лучшем виде… Папа ушел, розовые детки, папочка не мог. Папа умер… Тьфу. Все повторилось с точностью до микрона. «Ты настроился, милый?» – «Когда я вижу тебя, я бью копытами, словно боевой конь!» – «О нет, только не конь!» – «Хорошо. Жеребец». – «О, это совсем иное, согласись. А ты в самом деле… Ты уверен? Я ведь видела… это. У него». – «Кло, я предлагаю поскорее добраться до сути. Я пылаю, я сгораю».

Но в голосе было равнодушие, которое можно скрыть где угодно и по любому поводу, но не на пороге страсти. Ее ведь нет больше…

Она почувствовала: «Ты какой-то не такой, Базиль…» – прикасаясь языком к его губам, кончику носа, мочкам ушей, снимала с него рубашку, расстегивала брюки. «Ее веселые и ласковые руки расстегивали миленькому брюки…» – печально продекламировал по-русски. Она вспыхнула. Не поняв сути, догадалась по тону. «Немедленно переведи. Я требую. Ты сказал гадость!» Растерялся даже: «О, что ты… В твой адрес? Никогда! Ну, хорошо, хорошо, перевожу». Это было даже забавно – найти во французском точные слова, способные передать смысл скабрезной частушки. «Понимаешь, она обладает шаловливыми ручками. Эти ручки скользят по «молнии» на его брючках. Вот и все». – «Да, это совсем не обидно. Ты рассказал о том, что я делала. Ну? Приступим?» Пришлось приступить. На этот раз Кло привела его в спортивную комнату и расположилась на тренажере. «Любя тебя, я должен поднимать тяжести?» – пошутил с вымученной улыбкой. «Нет, просто я нашла французский перевод месье Быкова – помнишь, ты говорил о господине по имени Лука?» – «Разве я назвал фамилию?» – «Неважно. Я догадалась. Так вот, любимый: исполни строчку поэмы о Луке. Повтори его подвиг с гирей. Помнишь? Царь смеялся до слез, видя это…» Змея… Змеюка. Послать подальше? Нельзя…

– Кло, если я сначала подниму гирю, тебе останется тряпочка. Если же потом… Я ведь не Геракл.

– Пошел вон. Я вообще не понимаю, что в тебе нашла.

Слез с тренажера, вздохнул и развел руками:

– Налей нам вина, виночерпий. Всему приходит конец. Я надеюсь, что ты осталась довольна хотя бы прошлым…

Сунув ему в руки брюки, рубашку и пиджак, толкнула к выходу:

– Ничтожество!