Литерное дело «Ключ»

Утром, позавтракав наскоро, он отправился на поиски лавки господина Волкова. От гостиницы прошел по узкой, усеянной магазинами улочке к каналу, перешел мостик над зеленоватой водой (она сегодня смотрелась не столь романтично, она была просто-напросто грязной) и сквозь аркады увидел огромную площадь с невероятно вычерченным в глубине собором. Казалось, архитектор, предвидя, что через триста лет все строительные линии сначала потекут, а потом выпрямятся – угрюмо и скучно, вложил всю свою радостную фантазию в Божий дом: человечество свидетельствовало Господу свою к Нему принадлежность. Этим собором. Красотой.

«Заслуживает… – пробормотал себе под нос. – А вообще-то молодцы. И ничего не разрушают для спасения нации… Как некоторые». Сколько здесь обреталось лавок, магазинчиков и огромных (это было наиболее удивительно!) магазинов. Торговали золотом, серебром, фарфором, камеями, вырезанными столь тщательно и профессионально, что ничем не уступали работам мастеров далекого прошлого. Здесь же продавали огромных гусей и индюков из фарфора, колонны-подставки из удивительно красивого мрамора, безделушки и предметы культа: подсвечники, кресты, иконки и много-много чего еще. Он привык к европейским магазинам, они давно уже не вызывали шока, но здесь все вертелось и крутилось, сверкало и по-своему удивляло – не так, как везде.

Магазинчик Волкова нашел в углу площади; тщательно сделанная вывеска утверждала, что здесь продается самый высококачественный антиквариат из Европы, России и Китая. Вошел, серебристо звякнул колокольчик, появилась молодая женщина, лет тридцати на вид, в английского покроя костюме с визиткой на лацкане, улыбнулась заученно («Вам бы только деньги с трудящихся содрать, приумножить свой капитал», – подумал несколько ернически).

– Я к вашим услугам, – произнесла дружелюбно. – Вам нужен подарок или что-нибудь в собственную коллекцию?

– У вас замечательный магазин, – ответил со всею искренностью, на которую только был способен. – Я приехал в Венецию по делу. Но вы угадали: я собираю подобные вещи и думаю, что знаю в них толк!

Она покачала головой:

– Здесь достаточно редко говорят такие слова, коллекционное дело и всегда-то было уделом избранных, а теперь и подавно. Вас интересует что-нибудь конкретное?

– Да вот хотя бы этот серебряный стаканчик… – вытянул руку.

Она взглянула внимательнее, Абашидзе показалось, что глаза ее сразу сделались заинтересованными и потемнели. «Красивая женщина… – неслось где-то на краю. – Глаза голубые, русая, а какой овал лица… Ног не видно, ну да ничего: еще будет случай…

– Вы… русский? – спросила с заминкой. – Знаете, вы показали на лучшую нашу русскую вещь. Это работа придворного ювелира Елизаветы Петровны.

– О, Николай Дом! Я видел на вещах только его личное клеймо и никогда – подпись. Как интересно… Да. Я русский. Мои предки некогда эмигрировали. Тогда это со многими случилось. Меня зовут Василием Андреевичем.

– А я – Кэт… То есть Екатерина Алексеевна. Мой отец… Он, знаете, тоже…

– Бежал из России? – рассмеялся.

– Нет, что вы… Он слишком молод для этого. А вот наш дед…

– Да, впрочем, как давно это было? Не правда ли? Но я рад найти здесь соотечественников.

Незаметно перешли с английского на русский. Она говорила хорошо, почти без акцента, только некоторые слова затруднялась произнести с правильным ударением.

– Вы желаете купить этот стакан? Он достаточно дорог для такой вещи.

– Сколько же?

– Два миллиона.

– Рублей? – пошутил.

Она рассмеялась:

– Как мило! Нет, лир, конечно. Так что же?

– Я беру, – широко улыбнулся. – Мои предки вывезли из России всего ничего, несколько серебряных ложек, ордена отца моего отца… Дедушки то есть. Я тоже не всегда нахожу слова сразу. Всю свою коллекцию я собрал сам, это только русские вещи. Их очень много на аукционах Сотби.

– Я знаю, мы с отцом бываем на этих аукционах. Хотите, я покажу вам то, что мы купили – для себя – в прошлом году? – исчезла в дверях, оставив его одного со стаканом в руках.

«Взять и уйти, – подумал вдруг чисто по русско-советски. – А что? Она выйдет, а я – тю-тю! Вот весело будет!» – однако отогнал эту несколько мальчишескую, с Марьиной Рощи, мысль.

Кэт вернулась, держа в руках золотой портсигар с алмазным двуглавым орлом и такой же монограммой – «H II». Протянула, внимательно, не отрывая взора, смотрела, как он берет в руки.

– О-о… – воскликнул с ненаигранным благоговением. – Государя? Этого не может быть… Неужели кто-то расстался с такой памятью…

– Людям надо на что-то жить, – вздохнула, принимая вещицу. – Не все благоденствуют, как мы с вами. Некоторые всего лишь существуют, увы…

– Бедный государь, бедная родина… – вздохнул, с недоумением чувствуя, что не играет, – все искренне, на самом деле. «Началось мое буржуазное перерождение. Психологический парадокс налицо!» – Вы что-нибудь знаете об истории этой вещи?

– Да. Начальник русского отдела Сотби – он сам, представьте, королевского происхождения, – узнав, кто мой отец, рассказал нам всю историю. Она страшна…