Литература с Дмитрием Быковым

Как точно заметил Борис Гребенщиков: «Книга Толкина – это история о великих делах, совершаемых маленькими людьми». На этом контрасте построен весь XX век. Сидишь у себя в домике, тоже очень уютном, ведь хоббичья нора, которая, конечно, хуже, чем Муми-дол, потому что Муми-дол открытый, солнечный, цветистый, и в Муми-доле вообще такая прекрасная семья живет, что хоббит с волосатыми ногами не представляет серьезной альтернативы. Но ему там тоже очень уютно, и он прекрасно себя чувствует. И тут вдруг к нему приходят какие-то гномы и говорят, что он должен куда-то идти. Зачем? Почему он должен с драконом встречаться? Что это такое? А это пришло время, история за тобой, хоббит, пришла. Ничего не поделаешь.

Вторая такая история, это, конечно, эпопея про Незнайку, про страну маленьких людей, которые строят Солнечный город, тоже, безусловно, отражение XX века. И все они, писатели, типа поэта Цветика, механики, типа Винтика и Шпунтика, даже нонконформист Незнайка, не говоря уже про тихих обывателей Пончика и Сиропчика, – все они персонажи мифа, радостные маленькие жители Солнечного города, в котором действуют какие-то огромные большие законы. А вот жизнь этих маленьких людей – буквальная метафора маленького человечка. Помните Акакия Акакиевича?

И есть третий миф, который очень подробно передает XX век и описывает его наиболее поэтическим образом. Это миф Туве Янссон. И в этом смысле «Муми-тролль и комета», конечно, самая точная книга о Второй мировой войне. Не случайно ее выход – 1947 год.

С этой книгой у меня связано бесконечно многое. Потому что это самая любимая моя книга, во всяком случае, детская. Это первая книга, которую я прочел сам за три дня. Она произвела на меня огромное впечатление. Я очень хорошо помню тот момент, когда вхожу в кухню с книгой в руках и говорю: «Мам, я дочитал». И выражение счастья и недоверия, нормальное выражение муми-мам, которое при этом известии у матери на лице отображается. Она до сих пор, честно говоря, не верит, думает, я по картинкам понял. Но я прочел книгу внимательнейшим образом. И не могу с тех пор читать никакие другие переводы. Тут ничего не поделаешь. Я запомнил книгу в том первом издании, в переводе Владимира Смирнова.

Говорят, Смирнов был одержим переводом этой книги, страстно любил Туве Янссон. В его переводе у нас есть «Шляпа волшебника», действительно гениальная, и «Муми-тролль и комета».

Вот, например, когда Снифф говорит: «Я хочу выбросить палатку», а Снусмумрик ему отвечает: «Вообще-то, конечно, это хорошая палатка, но не нужно иметь слишком много вещей». У Смирнова это звучало: «Не хочу я дальше переть вашу тухлую палатку!» «Вообще-то, – задумчиво сказал Снусмумрик, – это никакая не тухлая, а прекрасная желтая шелковая палатка. Но ты прав, старик, не надо слишком привязываться к собственности». Это же чудо-фраза, я ее всегда вспоминаю при потере какого-либо предмета, например, при безвозвратном прожжении рубашки.

Это-то и есть на самом деле прямая скандинавская мораль. Почему они там все символисты – потому что материальная сторона мира слишком уязвима. В Скандинавии, да и вообще на севере, даже в Бельгии, у Мориса Метерлинка, как не стать символистом – все вещное слишком непрочно. А что прочно? Синяя птица. Ее никто никогда не видел.

Так и здесь: Снусмумрик, который ненавидит привязываться к вещам, который ценит только пять нот, к нему приходящих. Он любит, конечно, свою трубочку, но если надо, то сделает себе другую. Ничтожность вещи перед лицом катастрофы, это тоже очень важно у Туве Янссон.