Я проснулся, когда нечто заскреблось под потолком.
Первая мысль была, что перекрытия обрушаются, но я вовремя сообразил, что для этого звук слишком тихий. К охране он тоже не имел никакого отношения – бесцветный сторож, оставленный Кормье в коридоре, мирно сопел и видел, похоже, уже десятый сон.
Спустя некоторое время шорох повторился.
Осторожно, стараясь не шуметь, я вылез из-под одеяла и на цыпочках подкрался к стене, затем приложил к камням ухо и прислушался.
Шорох стал интенсивнее. Сверху посыпались мелкие камешки и земля, сперва помалу, а затем сильнее и сильнее. Всё ещё теряясь в догадках, я начал тщательно сгребать сор и относить его в дырку в углу – кто бы ни пытался пробиться в мою темницу, Кормье знать об этом было необязательно.
– Пожалуйста, пусть это окажется кто-нибудь из наших, – почти беззвучно прошептал я.
Звуки на мгновение затихли, а затем возня началась с удвоенной силой.
Мучительно долго – час, два, три? – продолжалось молчаливое сотрудничество. Кто-то наверху еле слышно скребся, я убирал сор. Охранник в коридоре всё так же мерно дышал, временами всхрапывая. После остро-солёного ужина очень хотелось пить, но это волновало меня сейчас меньше всего. Было страшно, что снова нагрянет Кормье, и тогда с надеждой на быстрое спасение придётся расстаться.
«Интересно, а наши уже уехали из города?»
А потом шорох внезапно прекратился – и что-то затрещало так громко, что я бы на месте охранника тотчас проснулся. Но он продолжал спать, и даже дыхание у него не сбилось.
Но наверху, у самого потолка, где раньше я приметил нишу, показалось пятно света.
Неужели окно?
Чувствуя лёгкое головокружение, я привстал на мыски, щурясь и пристально разглядывая новообразовавшийся проём. Кажется, это действительно когда-то было окно, но затем, много лет назад, его заложили досками. Доски сверху засыпало чем-то ещё, во влажной среде они изрядно прогнили, а теперь их раскопали и, похоже, проковыряли в слабом месте небольшую дыру.
– Эй, – едва слышно позвал я, вытягиваясь уже до боли. – Кто-нибудь есть там, снаружи?
Некоторое время стояла полнейшая тишина, нарушаемая лишь всхрапами охранника. А затем что-то наверху опять зашуршало, и в проём просунулась остроносая собачья морда.
Я пригляделся.
Нет, лисья.
Это отдавало сюрреализмом.