А мы с волшебником надеваем загадочные тёмные плащи и отправляемся под видом обычных фокусников показывать самые немудрёные трюки на главную площадь. Наша задача – собрать побольше зевак, а затем эффектно исчезнуть в клубах разноцветного дыма и сполохах света, оставив после себя только ворох листовок.
Прочие в это время старательно возводят сцену и шатры для представлений.
Для каждого города Макди скрупулёзно просчитывает ритм выступлений. Где-то мы задерживаемся на неделю, где-то – на две или даже на три, и уезжаем всегда прежде, чем успеваем наскучить. За те десять лет, что я знаю Макди, он никогда не ошибался. Как будто есть у него мистическая чуткость к городскому пульсу.
У меня – нет.
Я вообще стараюсь не доверять своим чувствам. Они частенько обманывают. И сегодня, когда Макди вечером собрал всех старших в шатре и объявил, что в Йорстоке мы задерживаемся на месяц с лишним, и грандиозное представление будет уже после полнолуния, я смолчал, хотя к горлу подступила тошнота.
Макди ведь не ошибается?..
– Келли? – тихо окликнул меня волшебник.
– Всё в порядке. – Я сглотнул, стараясь глядеть в сторону – куда угодно, только не на него. В шатре кисло пахло заплесневелой тканью и лошадьми. Через щёлку между занавесями в дверном проёме сочился медвяный свет. Макди хлопал по плечу толстяка Харви и громко смеялся, а тот платком утирал лицо, пятная серую ткань жирным гримом. Фальшивая клоунская улыбка размазалась на полшеи и стала похожей на гнойную рану.
Мне было
– По сценарию мы начинаем выступать только завтра. С простыми фокусами, – словно в раздумье, протянул волшебник. – Полагаю, сегодня ты можешь пойти на прогулку.
Я почувствовал, что улыбаюсь – против воли.
– Надолго?
– Насколько пожелаешь. Отоспишься тогда завтра.
Из шатра я буквально вывалился, как марионетка – из мешка с игрушками. Заглянул в наш фургон на полминуты, схватил в охапку тёплую куртку на вечер и побежал к реке. Отсюда, из лагеря, её не было видно, только ветер доносил запах сырости и мокрых камней. Оранжевое солнце медленно скатывалось на город, прожигая дыры в чёрных аппликациях облаков. Ещё несколько минут – и оно нанижется на ратушный шпиль, как апельсин – на спицу; и этот образ даже в воображении выглядит… знакомым? На долю секунды мне померещились тёмные точки в небе – то ли птичий клин, то ли мухи. Картинка вроде бы совсем безобидная, но у меня разом в горле пересохло.
Моргнул – и точки исчезли.
Спуститься к реке оказалось не так-то просто. Она текла в глубоком овраге с крутыми и обрывистыми склонами, скошенными внутрь. Даже на краю находиться было страшновато, только встанешь – и глина поедет под ногами, обвалится целым пластом. А внизу – вода, кипящая вокруг серых валунов. Ледяная наверняка, тень ведь кругом, а русло глубокое и течение быстрое.
Пока я валялся на берегу и таращился на речную пену, солнце почти зашло. Холод выбрался из оврага и неторопливо пополз к городу, обволакивая по пути всё живое и неживое туманными щупальцами. Некоторое время я терпел, но когда понял, что меня уже начинает колотить, то встал, застегнул куртку и быстрым шагом пошёл вдоль по течению.
Вечерний Йорсток был куда гостеприимнее дневного. Сразу видно – богатый город. И фонари тут разных цветов, и магазины работают допоздна, и прохожих на улицах предостаточно… В кармане завалялось немного мелочи с прошлой прогулки, и я накупил себе всякой ерунды с лотков – имбирь в сахаре, крошечные печенья с крупной солью и чёрным перцем, зелёный крыжовник, тёмно-серые драже, по вкусу похожие на затвердевшую помадку. Ссыпал всё в один кулёк, а потом, бродя по городу, наугад вынимал что-нибудь. Набережная прошла у меня под знаком острого печенья, а потом очень долго попадался только крыжовник, сочный, но страшно кислый. На главную площадь с подсвеченным фонтаном и подавляющей громадой ратуши я вышел, посасывая жгучий имбирный ломтик. Напился воды, прямо из горсти, умылся – и нырнул в проулок, пока полисмен не обругал меня за неуважительное отношение к городскому имуществу.