– Конечно! – рассмеялась Шахерезада. Мы сидели втроем в ее купе и ждали Ивана Григорьевича. Шуберт ушел к своим дембелям и что-то им плел про свое долгое отсутствие. Путевой обходчик появился внезапно и позвал Федю:
– Давай, друг-товарищ, пора тебе возвращаться!
Федя поднялся, неловко меня обнял и пожал руку. Мне показалось, что у него по щеке покатилась слеза.
– Пишите письма мелким почерком, – сказал я. – Деньги будут – высылай!
– Куда? – на полном серьезе сказал Винни-Пух, моргая голубыми глазами.
– Большая лужа, до востре… – засмеялся я. – Шуток не понимаешь, потомок графа Толстого?
– Сам ты – потомок, – надулся Федор.
– Все, заканчивайте! – занервничал Иван Григорьевич. – Что вы, как кисейные барышни расстаетесь? Еще книксен сделайте! – он вытолкал Толсторюпина в дверь. Федя печально посмотрел напоследок, желая, видимо, сказать что-то, как пират, которого ведут «пройтись по доске» за борт!
– Не катайся больше в поездах «зайцем»! – крикнул я в спину Винни-Пуха.
Как только Бойко и Толсторюпин ушли, Шахерезада прижалась ко мне всем телом и проворковала:
– Я соскучилась по тебе, шалун. Иди ко мне!
Я был не против «идти к ней», хотя десятикилометровая пробежка давала о себе знать. Ненасытная женщина – Шахерезада! Без комплексов и морализма. Делает то, что хочет. Вернее, хочет и делает! Она уложила меня на лопатки. Но раздеться мы не успели, приятное действо прервал настойчивый стук в дверь.
– Олег, выйди! Поговорить надо! – это вернулся Иван Григорьевич. Что-то он очень быстро вернулся!
Железнодорожник пригласил меня присесть на откидные сиденья в коридоре вагона. В руках он держал свою заветную зеленую ученическую тетрадку с цифрами, датами, формулами и схемами.
– Должен тебе сказать, что ты находишься в пути уже три недели! – начал он разговор.
– Как?! – изумился я. – Ты же говорил, что…
– Да, говорил, но мы отвлеклись на некоторое время, – он пошевелил губами, как бы произнося: «три пишем, два на ум пошло». – И это дает в реальном мире такой результат. Мы можем сократить время поездки, но для этого надо пару часов побегать по входам-выходам. И второе – все то, что с тобой было в течение этих трех недель, а здесь – нескольких суток, ты будешь воспринимать даже не как воспоминания, а как сновидения. Есть такой эффект.
– Вот как! – озадачился я. – Неужели все придется вычеркнуть?..
– Думай, – постучал пальцем по своей лысине Бойко. – Я могу прямо сейчас тебя вывести с Листа Мебиуса в трех километрах от станции Половина. Там сядешь на свой реальный поезд, билет есть. И доедешь до Иркутска.
– Я в Ангарске сойду, там родственники, – сказал я.
– Дело твое, думай, говорю, – пожал плечами Иван Григорьевич.
– Дай десять минут, – попросил я и замолчал. Выйти сейчас означало, что я больше никогда не увижу Шахерезаду, афганца Шуберта, да и самого Ивана Григорьевича. Грустно. Но мы же всегда расстаемся со случайными попутчиками, которых встречаем в дороге! Тем не менее я как-то успел прикипеть к ним, не хотелось прощаться навсегда.
– Григорьевич, – спросил я путевого обходчика. – А Шуберт со своими дембелями так и будет ехать на этом поезде по Листу Мебиуса неизвестно куда?
– Да, – ответил Бойко.
– А нельзя ли его вывести, как и меня? – опять спросил я.
– Можно, конечно, – вздохнул Иван Григорьевич. – По уму всех пассажиров надо из этой аномалии выводить. На это нужно время. С каждым индивидуально придется работать, убеждать, объяснять, уговаривать. Не каждый поймет. А у меня сейчас пока времени нет. Задача у меня другая.
– Читать, что ли? – сыронизировал я.
– Нет, не читать, – опять вздохнул Иван Григорьевич. – Я сына своего ищу.
– Сына? – поразился я. До сих пор о своей семье, а тем более о детях он речи не вел.
– Я тебе говорил, что большую часть жизни я работал, заботился о семье, занимался общественной деятельностью, а потом вдруг понял, что упустил огромное количество возможностей! Любил читать с детства, а прочитал всего ничего сто-двести книг. И вот – стал наверстывать упущенное. Когда нашел этот Лист Мебиуса и способ получить от него пользу. Я сажусь в поезд – и читаю, читаю, читаю…
– Я и говорю – читаешь, а причем здесь сын?
– Недавно мой сын вернулся из тюрьмы.
Последовала многозначительная пауза. Я нисколько не удивился: в другой жизни Иван Григорьевич точно был бы Степаном Разиным или Емельяном Пугачевым, а у таких родителей дети вырастают настоящими разбойниками!