Картина избитого Лысака не давала покоя. Я понимал, что кто-то из нас должен был одержать верх. Если бы победил Лысак, то я бы тут уже не размышлял. Выходит, иначе с такими нельзя? Они понимают только язык силы, боли и страха? Но неужели я сам такой? Зверь, с трудом принимающий условности цивилизованного мира? Неужели без мордобития ничего не решить? Вопросы лезли в голову, как после тяжелого ранения Болконского. Он лежал возле многовекового дуба и думал: «Зачем война? Зачем люди убивают друг друга?» Сплошная толстовщина. И вроде бы я был кругом прав, но совесть-иголка колола и колола прямо в сердце: «Зачем ты так поступил?»
В вагоне было непривычно тихо. А я пытался уснуть, хотя время было примерно обеденное. Сон снимает нервное напряжение, восстанавливает силы. Тело просило сна, но мозг не хотел отдыхать. Я слез с полки и пошел курить.
48.
Непривычный звук – гудение мечей Джедаев – сопроводил нас при выходе из портала.
– Иди вдоль железной дороги. Минут через сорок дойдешь до станции Половина, – показал рукой Иван Григорьевич. – Твой поезд будет через час. А там садись в свой вагон и…
– Неужели больше не встретимся? – прервал я железнодорожника. – Я не увижу ни Шуберта, ни Шахерезаду? Тебя не увижу больше никогда? А, Иван Григорьевич? Очень мне понравились разговоры с тобой, особенно под «бойковку».
– Хех, – улыбнулся Бойко, снял фуражку и вытер платком пот с лысины. – Мы с тобой еще обязательно встретимся. Лет через семь. Ты станешь редактором газеты, мы с тобой снова познакомимся.
– Кем угодно, только не редактором! – возразил я. – Люблю вольную жизнь корреспондента. Собирай материал, отписывайся вовремя и получай гонорар к зарплате. А редактор – хозяйственная должность, административная. Забот полон рот. Бумага, типография, деньги, разборки в судах, нагоняи от начальства. Что ты, Григорьевич, не мое это!
– Ты станешь редактором, – мягко, но настойчиво повторил путевой обходчик. – Будешь писать серию очерков о ветеранах Великой Отечественной войны. Так мы с тобой познакомимся во второй раз – ты будешь писать обо мне очерк. И возобновятся наши с тобой разговоры за бутылочкой «бойковки».
– А как на моем личном фронте? – переменил я тему.
– Оглянуться не успеешь, как женишься! – засмеялся Иван Григорьевич. – Детишек двое у тебя будет: мальчик и девочка. Хочешь скажу, как ты их назовешь?
– Не надо! – поднял я ладонь в протесте. – Оставь это на мое усмотрение. Не внушай ничего. Сам назову, сам! Да и сомневаюсь я на счет скорой женитьбы…
– Опять скажешь – не твое это? – рассмеялся Иван Григорьевич.
– Ага! – я тоже рассмеялся. – Мне бы погулять еще. С такими вот, как Шахерезада! Ты, кстати, объясни ей все, от меня привет передай и извинения. Ну, и вытащи ее оттуда, с этого Листа Мебиуса.
– Сначала с сыном разберусь, говорил же, – поворчал Бойко. – Потом вытащу. И Шуберта, и красавицу твою. А всех пассажиров – помощь понадобится. Возможно – твоя. Лет через семь.
– Григорьевич, ну ты, вообще, как Нострадамус заговорил. А еще материалист, член партии.
– Так я тебе не о будущем рассказываю, а о прошлом. Какие же это предсказания? – невинно удивился Бойко.
– Ладно, Григорьевич, не перегружай мой мозг. И так голова кругом идет. Переварить все надо, привыкнуть.
– Вот-вот. А ты хочешь целый железнодорожный состав из аномалии вытащить, – сказал Иван Григорьевич. – Люди не смогут смириться с мыслью, что они бесцельно мчатся по Листу Мебиуса вне времени и пространства. Надо же будет сломать привычный образ жизни. От этого можно сойти с ума. «Выходите, гражданин, вы свою остановку проехали. Вы, гражданин, опоздали на несколько лет, придется жизнь заново начинать!» А ты представь себе какого-нибудь молодожена, который мчится на поезде к своей любимой. Сходит он с поезда, а у него сын уже в ясли ходит. Как так? Жена беременна была всего на третьем месяце?
– М-да, не все так просто, – согласился я. – Огромная разъяснительная работа нужна.
– И я о том же! – железнодорожник похлопал меня по плечу и пожал руку. – Бывай, Олег! Свидимся еще, обещаю!
– Буду рад, Григорьевич! – растрогался я. – Интересный ты человек!
Бойко исчез в гудении аномального входа-выхода. Я, опасаясь опоздать на реальный поезд, быстрым шагом последовал к станции Половина. Три километра я преодолел за полчаса и остаток времени провел в зале ожидания, рассматривая ожидающих и провожающих. В селе Половина мы гуляли свадьбу моей сестры. Здесь жили родственники ее мужа – отец, мать, брат, сестра… Свадьба была шикарной, не такой масштабной, как у Сашки Нетленного, зато девушек было очень много! Весь курс института, на котором училась сестра. Плюс местные девушки! А я – один парень на деревне. Мужики на свадьбе были, в основном, в возрасте. А я – молодой да еще с гитарой! Ух, какая это была игра плоти! Может, увижу знакомые лица? Зайти в гости, я, разумеется, и не планировал.
Вскоре объявили прибытие поезда «Москва–Чита».
49.