Лис

Человек, не торопясь, взял в руку подсвечник и вдруг ударил наискось по стеклу. По полу и подоконнику зазвенели осколки, в открытую дыру ввалился снег, в застоявшуюся духоту избы ворвался ершистый морозный воздух. Семен жадно вдохнул его, как чудом спасшийся из речного водоворота. Подсвечником он выбил остатки стекол, торчавшие в раме, как зубы в пасти снежного зверя. Подвинул к подоконнику стол, нахлобучил шапку и полез прямо в снег за разбитым окном. Снегу намело много, и Семен еле выбрался. Он вылез облепленный, как снеговик, которых когда–то давно лепила Варя перед домом и потом долго дулась на солнце, когда оно весной растапливало их. Шапку Семен потерял в сугробе. Он аккуратно счистил с лица покрасневший от крови снег и осторожно потрогал рану. Мокрые волосы быстро превращались в ледяные сосульки. Кровь идти почти перестала, надежно стянутая ледяными бинтами. Он встал, вытряс набившийся за пазуху снег, затем расстегнул тулуп и счистил снег с тела. От холода он задрожал, быстро запахнулся и двинулся в поля, прочь от деревни.

Он долго шел по подлунной равнине, проваливаясь по пояс в голубой снег. Луна висела прямо перед ним, как циферблат огромных часов. Несколько раз с его ног слетали валенки, и ему с трудом удавалось находить их. Он был все еще сильно пьян, хотя и быстро трезвел на морозе. Через два часа перед ним встал большой холм посреди равнины, с вершины которого ветер сдул снег. Человек взошел на него и впервые за последние дни твердо встал на ноги. Под ним лежал огромный мир. Бесконечность простиралась во все стороны, насколько хватало глаз. В прозрачном морозном воздухе кружились одинокие снежинки, в безветрии падавшие почти отвесно. Человеку захотелось кричать, но он не мог даже пошевелиться и так и застыл перед вечной красотой бесконечного мира. Вселенная ничего не просила и никуда не звала, но он чувствовал, что надо что–то сделать, надо как–то выплеснуть тот трепет, что проснулся в его груди и неудержимо щекочет горло.

— Красота…

Сколько он так стоял — неизвестно. Только вдруг он заметил, что небо стало вращаться быстрее, будто кто–то невидимый вращал ручку завода небесной сферы. Луны уже не было, и небо стало темным, как вода в омуте. Яркие звезды засверкали остриями тысячи игл. В вышине туманной дорожкой пробежал Млечный Путь. Человек смотрел на небо и думал, что даже когда Земля исчезнет, кто–то все равно будет смотреть вверх. Так было сотни тысяч лет назад, и так будет всегда. Жизнь вечна и неуничтожима, как Вселенная. И еще ему показалось, что небо тоже смотрит на него.

А звезды меж тем вращались все быстрее и быстрее. В ушах у Семена появился легкий шум, поначалу почти не слышимый, но по мере того, как ускорялось кружение звезд, становившийся все громче. Вскоре он превратился в низкий гул, от которого болела голова и глаза наливались кровью. Небо разогналось в своей пляске и полетело, как карусель. Из–за горизонта вырвались неведомые созвездия. Семен не знал их, и в душе его появился легкий страх. Змееносец, Дракон, Южный Крест, Волосы Вероники… От гула боль в голове стала почти невыносимой, а звук все нарастал. Казалось, к нему приближается что–то огромное. Звезды слились в пунктирные линии и продолжали лететь все быстрей. Человек почувствовал, что его голова сейчас лопнет, в глазах зарябили красные точки, и тут из–за горизонта появилась Луна. Она, огромных размеров, вся покрытая кратерами, закрывая собой полнеба, пронеслась вверху. От невыносимого гула Семен закрыл уши руками и упал на колени; казалось, что она сейчас раздавит его. Луна скрылась из глаз, и на небо вышел караван планет. Первым летел оглушительно визжащий, раскаленный, как уголь в горне, Меркурий. Человек почувствовал, как его жар опаляет ему лицо, растапливает ледяную корку на голове, и упал лицом на мерзлую землю. Ему казалось, что за шиворот ему вылили расплавленную смолу. Он застонал и заерзал, не зная, куда деться от потока жара, хлынувшего с неба. Он подумал, что сейчас на нем вспыхнет одежда, и даже почувствовал запах тлеющего тряпья, когда жар стал спадать, уносясь вслед за планетой, скрывшейся за краем видимости. Ее визг медленно и немного печально затих вдали. Семен неуверенно поднял голову, горячая одежда коснулась тела, и он, зашипев от боли, выгнулся дугой.