Лис

После были еще планеты, а потом из темноты появилась Земля. Семен не знал, что это Земля, он просто увидел красивую планету, укрытую белой пеленой облаков, сквозь которые были видны голубые пятна океанов, желтые — пустыни, бурые — гор и зеленые — лесов и степей. Семен залюбовался ей, как в детстве любовался сияющим церковным алтарем. Ему вдруг стало грустно и в то же время весело. Захотелось плакать и плясать одновременно, бить при этом кулаком о стол и играть на гармони, разорвав рубаху. Планета плыла медленно, неторопливая в своем величии. Она, как красавица, опустившая к земле запорошенные снегом облаков ресницы, плыла, зная о своей красоте и зная, что всякий, кто с нею встретится, остановится, чтобы полюбоваться ею. Семену вспомнилась Наталья с косой до пояса и лебяжьей походкой. Да и вправду Наталья чем–то была похожа на Землю. Вроде все на виду, простая и понятная, а глаз не оторвешь и под ресницы ее заглянешь. А под ресницами Тайна переливается по жилкам, бежит струйками, где уж тут повернуться спиной да пропустить мимо. Пройдет рядом, как глаза промоет, мир блестеть начинает — солнце, цветы, краски…

Семен затанцевал, засмеялся, как маленький, даже руку протянул — мол, дотронуться хочу. И не боится ее ни капельки, хоть и большая она — во все небо, и проплывает так близко, что, кажется, разглядеть можно, как деревья в лесах под ветром качаются, как с них шишки да яблоки сыплются, как стаи китов в океанах плавают, бьют по воде огромными хвостами, выбрасывают фонтаны воды прямо в небо, как стаи диких гусей возвращаются под палящим солнцем и холодной луной на суровую родину, где за короткое лето надо успеть вывести птенцов, научить их летать и до снегов улететь в чужие жаркие страны.

В воздухе звучала музыка Земли. В нем был шум волн и звон капели, свист ветров и рев ураганов, пение соловьев и крики морских гигантов. Это была музыка жизни, могучая и в то же время нежная и тонкая, как сентябрьская паутина. Она серебрилась ледяными кристаллами и шуршала песком, перекатывалась камнепадом и мягко ступала рысьим шагом. Что–то человеку казалось в этой музыке знакомым, что–то он слышал впервые и потому вслушивался в нее, как в голос бабушки в детстве, когда она рассказывала сказки о далеких землях и великих подвигах героев былых времен, от которых остались только эти сказки. Сердце его замирало и перескакивало с удара на удар, как девчонка перескакивает с камня на камень, перебираясь через быструю речку.

Долго он любовался Землею, приплясывая от увиденного и услышанного. Засмотрелся так, что не заметил, как высокая гора, стоящая среди заснеженных хребтов на окраине великой страны, подошла вплотную и ударила его ледяной вершиной. Свет померк в его глазах, он слетел с холма и больше уже никогда не пришел в себя.

Над ним с погребальными песнями прошли Уран, Сатурн, Юпитер, Марс, Венера, Нептун, Плутон. Они пели низкими голосами, как когда–то пели над могилами героев, в чьих силах было менять вращение небосвода и пути планет, перешагивать горы и переступать океаны. Но это был всего лишь маленький человек, рванувшийся из своей земной скорлупы и погибший. Зачем он был им нужен? Почему опечалил их своей смертью?

На земле у холма пошел снег, и планеты стало хуже видно. Правда, смотреть на них было уже некому — все люди спали, а Семен лежал у подножия холма. Снежинки маленькими звездочками падали на его открытое лицо и забывали таять.

Лиса из–под снега выкопал Мухомор. Сейчас он был похож на обломок толстого дерева, вырванного с корнями. На этих корнях, с налипшими на них снегом и землей, он и передвигался. Со ствола местами отпала кора, обнажив гладкую темную древесину — тело лешачка. В верхней части ствола были две глубокие трещины, из темноты которых светились зеленые огоньки глаз. Чуть ниже торчал сучок, служивший носом и очень напоминавший при этом клюв.

Мухомор тихо подошел к Лисовой лежке и стал, осторожно поводя корневищами, разгребать снег. Сначала он работал самыми толстыми корнями, потом, когда подобрался близко к спящему, стал копать корешками потоньше и, когда совсем откопал Лиса, начал осторожно обмахивать его тонкими, как нити, корневыми волосками. Через некоторое время тот лежал совершенно очищенный от снега, как будто никогда в жизни туда и не зарывался. Мухомор залюбовался делом своих корней.

— М–м, хорошо, — довольно пробурчал он себе под нос, словно только что сам слепил Лиса.

Вдруг сзади него с елки обрушился водопад снега, и он, неуклюже переваливаясь, обернулся посмотреть, в чем дело, — как и все лесные жители, он был ужасно любопытный. Снег с тихим шуршанием понесся вниз, поднимая облака серебряной пыли, и с тихим уханьем упал на землю. Мухомор одобрительно поскрипел и повернулся обратно. Лиса в раскопанной лешим яме уже не было.

— Ох желудь, — скрипнул он и испуганно завертелся.