Липяги. Из записок сельского учителя

За Луняевкой, где некогда стоял межовский ветряк, сеяли как-то яровую пшеницу. Трактористом на агрегате был Егор Осьмеркин, внук Алены. Егор только что демобилизовался из армии и не знал, видать, что вдоль каждой клетки лесные полосы посажены. А может, и знал, да понадеялся на «авось». Посеял Егор одну клетку, стал переезжать на другую. Стал переезжать — и, не выезжая на дорогу, потащил сеялки поперек Ксюшиных посадок.

Только он проехал, откуда ни возьмись Ксюша со своими подругами. Увидала она след от гусениц и сеялочных колес и бегом к агрегату. Егор Осьмеркин как ни в чем не бывало помогал бабам засыпать семена в короба сеялок.

— Эй ты, герой! — окрикнула его Ксюша, стоя посреди изувеченной им полосы: — А ну, иди-ка сюда!

Егор понял, в чем дело, но не подал виду, вздумал отшутиться. Подойдя к девушке, он подбоченился, отставил в сторону ногу и запел:

Лучше Ксюши нет в колхозе,
Всем ребятам нравится…

Но Ксюша не дала ему докончить припевку.

— Вахлак! Чужого труда тебе не жалко! — Она бросилась на Егора и давай мутузить его.

Егорка в деда пошел, в Тараса Осьмеркина: и рослый, и плечистый, и статью, и силой удался, а сноровки не достает. Ксюша как есть до плеча ему, а поди-ка ты: дотянулась, сняла с него промасленную пилотку — и все пилоткой его по лицу и по спине…

Едва оттащили ее подоспевшие бабы.

14

Такая уж была Ксюша горячая.

И вот представьте себе состояние Ксюши, когда вдруг по Липягам пошли слухи о том, что от лесных полос вред один. Что будто и земли-то под ними много занято, и пользы от них никакой. Хлеба нехватка, кукурузу сеять негде, а они лес разводят…

Вслед за этими слухами пошли другие: и борщевские мужики распахали лесные полосы, и затворненские…

Ксюшу — с леса опять звеньевой в огородную бригаду. Но посадок ее пока не трогали. Пока жив был Алексей Иванович… А как умер Щегол, так в ту же осень Чеколдеев, ходивший у нас тогда в председателях, распорядился, чтобы при подъеме зяби перепахали все лесные полосы.

Ксюша узнала про распоряженье председателя — в тот же день в район, с жалобой. В районе сказали, что Чеколдеев прав.

В один день все многолетние ее труды пошли под лемех. И в Денежном, и в дальнем Ясновом, и в Кочках — повсюду распахали лесные полосы. А заодно с ними пошла насмарку и агрономова «десятиполка»…

Ксюша ходила сама не своя.

Однажды прибегает она ко мне вся в слезах.

— Андрей Васильч! — говорила Ксюша, глотая слезы. — Вы депутат наш сельский. Прошу вас: пойдемте со мной. Там Чеколдеев клетку нашу распахивает. Может, вместе уговорим. Неужели ему человеческого труда не жалко? Хоть бы на память об Алексее Ивановиче оставили! Ну, распахали в Ясновом и в Денежном… Там маленькие деревца, еще не известно, что из них было бы. А ведь на клетке — большие уже, ведь тень уж от них…

Я старался, как мог, успокоить Ксюшу, говоря, что Чеколдеев самоуправствует, что недалеко то время, когда снова люди задумаются о путях борьбы с эрозией почв и т. д. и т. п. И чем больше я говорил, тем громче рыдала Ксюша.

— Если они распашут клетку, — сказала она, вытирая концом платка лицо, — я… я… руки на себя наложу! Я вам правду говорю, Андрей Васильч. Пойду и повешусь на том вязе, где дядя…

«Она и вправду отчебучит что-либо этакое!» — подумал я.

Тотчас же набросил на себя пальто и отправился вместе с ней на пажу.

На паже в том самом месте, где начиналась клетка, стоял гусеничный трактор. Возле него, на ветру, суетились два человека. Подойдя поближе, я узнал в одном из них Чеколдеева, председателя, а кто трактористом был, я не сразу узнал, — тракторист возился в моторе.

К трактору был прицеплен не простой, а садовоплантажный плуг. Этим можно не то что лесную полосу перевернуть вверх тормашками, но и Погорелый с его вековыми дубами.

Ксюша, видать, уже побывала тут без меня. Я сразу по взгляду Чеколдеева понял. Взгляд этот, которым встретил меня председатель, говорил: «A-а, привела защитника! Пустая затея: ничего тебе не поможет».

Я подошел к Чеколдееву. Он без особой охоты протянул мне руку. Я заметил, что от председателя попахивает самогоном.

— Ну что там у тебя стряслось? — нетерпеливо спросил Чеколдеев у тракториста.

— Магнето пускача разладилось, — сказал тот и оглянулся, чтобы поглядеть, кто подошел.

Увидал я его — и захолодел весь.

Осьмеркин?! Егорка!

«Знал, черт, кого брать с собой! — подумал я о Чеколдееве. — Знал, чьими руками можно Ксюшу задушить!»

В Липягах каждый наслышан о старой Осьмеркиной дороге, о закоренелой вражде этих двух семей: семьи Осьмеркиных и Сазоновых. Небось знал председатель и о недавней стычке Ксюши с Егором у межовской мельницы! Оттого и выбрал для этого дела Осьмеркина.

— Дмитрий Иванович, — обратился я к председателю. — Чего вы так спешите с раскорчёвыванием лесных полос? Надо бы сначала решить на правлении.

— Все уже распахали! — оборвал меня Чеколдеев. — Спущен дополнительный план по кукурузе. А где земля?

— Да. Но много ли земли занимает эта полоса?