Роман останавливается как раз у входа в кинотеатр. Тот украшен лепной аркой и оттого кажется вратами дворца – одряхлевшего, растерявшего былую роскошь, но еще изображающего из себя восьмое чудо света. Нахохлившись, закуривает. Видимо, кого-то ждет.
Перед кинотеатром – небольшая площадь. Укрыться на ней невозможно, и мы прячемся за углом магазина спорттоваров.
Время от времени Алешка, как самый глазастый из нас, высовывается - и отрицательно мотает головой.
И вдруг – после очередного подглядывания - шепчет:
- Кто-то к нему подошел.
- Опиши этого человека.
- Плащ такой… желтоватый, серая шляпа, брюки тоже серые, ботинки… ботинки черные.
- А лицо?
- Он боком стоит… А сейчас - вообще спиной. Он немножко выше дяди Ромы. Сантиметров на пять… Расходятся!
Неизвестный направляется к трамвайной остановке. Походочка летящая, танцующая, уверенная. Роман, немного помедлив, шкандыбает куда-то вдоль торцевой стены кинотеатра.
Тут же вспоминаю великий роман Булгакова: «излюбленный бандитский прием – уходить врассыпную».
- Двигаем! - командую ребятам. - За мужиком!
Почти бегом следуем за незнакомцем. Пересекаем широченный унылый Коммунистический проспект – как раз вовремя. Парень влезает в трамвайное нутро. Мы – за ним.
Алеша, стесняясь, сует толстой молодой хамоватой кондукторше девять копеек, оплачивая проезд нас троих.
Все сиденья в вагоне заняты. Парень стоит, вцепившись в перекладину. Симпатичный: римский нос, темные прямые брови. Только рот и подбородок невыразительные, вялые.
Изо всех сил стараюсь не пялиться на него, а сам думаю: «Господи, что я творю! Наверняка и «дядя Рома», и этот тип непричастны к смерти отца! Я - глупец! Выслеживаю невесть кого и упускаю истинного убийцу!»
Меня до костей пронизывает ощущение провала, бессмысленности моих нелепых телодвижений, предчувствие неминуемой катастрофы. Я ведь даже не представляю, где сейчас отец и кто собирается его уничтожить!
Мало того, не знаю мотива.
Отца убили не из-за денег. А из-за чего?
Ненависть? Чушь собачья. Невиннейший, добрейший фантазер – кто мог его ненавидеть?
Единственное, что хоть как-то успокаивает, - сама судьба закинула меня в смиренный осенний день 26 сентября 1971-го года. Стало быть, есть в этом безумии какой-то смысл, какая-то цель!
А вагон между тем, скрипя и позванивая, движется по маршруту.
Минут через двадцать незнакомец выходит.
Центр города. Скромного размера площадь. Памятник Ленину. Ни елки, ни ледового городка, ни обезумевшей толпы. Тихо. Безлюдно. Ветер метет по брусчатке пыль и опавшую листву.
«Мистер икс» спускается к пруду, усаживается на скамейку, неотрывно глядит на темную, ритмично колышущуюся массу зеленоватой воды. Солнце – в пепельном тумане облаков, отчего вокруг скучно и сурово.
- Ждите, - приказываю ребятам, кивая на соседнюю скамью.
А сам подсаживаюсь к пареньку.
Теперь он совсем рядом. Слышу, как шуршит его плащ, когда он достает зажигалку и пачку недешевых престижных болгарских сигарет БТ. В ноздри лезет тягостный запах сигаретного дыма, от которого всегда ощущаю легкую дурноту. Что ж, приходится терпеть.
- Неплохой у вас городок, - обращаюсь к незнакомцу.
Поворачивается. И я впервые вижу его глаза - карие, насмешливые.
- А вы откуда?
- Из Большой Деревни.
- И Москвы, что ли?
- Из белокаменной.
- Наш городишко наверняка кажется вам дырой, - цедит он.
Меня корчит от обиды за родной городок, который, если честно, никогда не был мне симпатичен. Вернее, так. В детстве я не вылезал из периферийной Оборонки и центра города просто не знал. А в молодости заболел Москвой и страшно хотел свалить в белокаменную, - она снилась по ночам. Но оказался слишком трусоватым, осторожным, тяжелым на подъем. И остался куковать в этом городке.
И все же незнакомец сразу становится мне противен. Напялил дряхлую широкополую шляпу и изображает то ли сверхчеловека, то ли непризнанного гения.
А он продолжает:
- У меня с детства мечта – жить в первопрестольной.
Потом, криво усмехнувшись, добавляет:
- Шмотки, гляжу, на вас заграничные. Подержанные, но - фирм'a. Этого не скроешь. Такое здесь не шьют.
Обводит меня восхищенным взглядом.
- Сразу видать. По мне так лучше западная комиссионная одежонка, чем новая отечественная. Я бы и сам такое надевал, но… Стараюсь не привлекать внимания к своей скромной персоне. Зачем выделяться? Я не кинозвезда. Да и деньжонки нужны немалые. Ношу то, что и большинство. За единственным исключением: нагло фигуряю в довоенной отцовской шляпе, уже потертой. И этим дразню население.
Надменно кривит рот. О чем он и Роман разговаривали возле кинотеатра «Родина»? А что, если хромой просил его всячески нас задерживать, пудрить мозги?
Как мне себя держать? Распахнуться и вызвать на ответную открытость? А если просто начнет врать?
Вопросы без ответов.
А время идет.
Небольшие, словно слегка выцветшие глаза паренька безмятежны и чуть ироничны. Лишь теперь замечаю над верхней его губой узенькую, тщательно выбритую ниточку пижонистых усиков. Уверенное в себе наглое хамло. Лет ему не больше тридцати, а держится как сорокалетний.