Линия Сатурна

Оказалось, что он женился вскоре после окончания школы - причем, на своей однокласснице. Супружницу его звали Мариной. Через короткое время молодые разбежались – не сошлись характерами.

С нами крестная сила! Это моя подруга жизни звалась Мариной! Это она была моей одноклассницей! Это мы разбежались вскоре после женитьбы!

Наконец, он обмолвился, что когда-то жил на Стахановцев. И я перестал изумляться. Только спросил: «Адрес какой?» И мудро, как древний философ, улыбнулся, когда выяснилось, что в детстве он проживал в соседнем дворе. В домишке, который отличается от моего только цветом. Он отчаянно розовый и оттого похож на громадную детскую игрушку. Или на домик из сказки.

Алешка старше меня лет на десять. Будучи малолеткой, я его не замечал. А уж он-то меня, мелкого шпингалета, в упор не видел.

Возбужденный и растерянный Алешкин голос:

- Королек, ты человек здравомыслящий, тебя удивить трудно… Я звоню из 1971-го года.

- Откуда? Повтори!

- Из 71-го. Считай, что прикатил туда на машине времени… Пойми, я не пытаюсь тебя разыгрывать…

- Лично у меня создалось другое впечатление. Извини, Алешка, похоже, ты досрочно встретил двадцать первый век.

- Королек, я попал в 1971-й год, в 26-е сентября! В день убийства моего отца. Так случилось. Я должен предотвратить его гибель!

Пытаюсь привести взлохматившиеся мозги в порядок. В голосе Алешки вибрирует отчаяние. А вдруг он психически здоров? А вдруг не разыгрывает?

- Ты поможешь мне, Королек? - кричит Топилин сквозь странные гулы и шумы. - Мне больше не к кому обратиться.

- Пожалуй, - отвечаю осторожно. - Но я занят. Пойми, Алеша, праздник на дворе. Не самое удачное время для расследования преступления… Ладно, рассказывай. Попытаюсь помочь. Но ситуация ненормальная, согласись… И не забывай, в твоей мобиле может батарейка кончится.

Он повествует, а я стою, сжимаю потной рукой телефончик и чувствую, как понемногу съезжает крыша.

Что это? Прикол? Мистификация?

- Поможешь мне? - кричит Алеша.

Почему-то мерещится, что голос его доносится из черной бесконечности пространства, из бездны.

- Постараюсь, - буркаю я. - Фактов нет…

Когда отключаю трубку, Сероглазка восхищенно выдыхает:

- Какая у тебя удивительная работа!

- Согласна потерпеть, если я попытаюсь немного помочь приятелю? Не будет скучно?

Мотает круглой головенкой:

- Ничуточки!

- Тогда давай вдвоем раскручивать это дело. Не против?

- Давай! - охотно, как ребенок, откликается она. После чего добавляет: - А что за дело?

- Представь. Живет тридцатидвухлетний мужик. Два года назад пропала его жена, считай, померла. Он находит женщину, примерно свою ровесницу. Однажды видели этих двоих - его и ее - в Заборском районе. Оба завернули в квартальчик «Голубая кровь» и исчезли из поля зрения. По всей видимости, проскочили жилища местной знати и двинули дальше…

- В кинотеатр «Победа», - подсказывает Сероглазка. И, опустив глазки, сообщает: - Я сама из Заборья. Заборские мы!

- Никуда не скрыться от заборских!.. А ведь ты права! Мужик наверняка отправился с неизвестной дамочкой в кино.

- А кто она? - огоньки в глазах Сероглазки так и скачут.

- Кабы знать, - вздыхаю я.

А сам вспоминаю Оборонку - океан приземистых домишек, где некогда жил Алеша Топилин, где проскакало и мое босоногое детство.

С Оборонкой соседствует другой район, отрезанный от нее широченным и до невозможности тоскливым Коммунистическим проспектом. Заборский.

Когда-то здесь до горизонта простирался беспредельный сосновый бор. В индустриальной горячке тридцатых годов деревья повырубили, отгрохали гигантский заводище, наскоро выстроили жилища для рабочих и спецов. А в название все же вошел лес с его травами, ягодами, грибами, солнцем, тенями и разной живностью. Заборье.

Вместе оба поселения – Оборонное и Заборское – образуют неделимый Пролетарский район, когда-то, при советской власти, могущественный, ныне основательно захиревший.

Оборонка издавна считалась провинциальной, не престижной. А Заборье числилось образцово-показательным. Чиновники - и городские, и областные - с гордостью привозили сюда столичных начальников. Да и сами аборигены ощущали себя особыми, исключительными. Они практически не выезжали в центр города. Покупали шмотки и жратву в здешних магазинах, праздновали в местных ресторанах и кафушках. Если появлялся в городе новый фильм, не торопились смотреть. Ждали: покажут в «Победе», тогда и поглядим.

Заборье было отдельной планетой, подчинявшейся своим законам.

К концу века ситуация коренным образом изменилась. Заводище, вокруг которого сформировался Заборский район, приказал долго жить. И сам район оскудел и сравнялся в провинциальности с Оборонным.

У нас, Оборонных, была своя подростковая банда, у Заборских – своя, и эти группировки нередко схлестывались до кровищи. «Заборские» оказались покруче. Мало того, в завершающиеся девяностые они подмяли под себя весь мегаполис. Сопротивлялись их мощному натиску только «южане» - братки с другой городской окраины. Остальные бандюганы поутихли и пожухли.

Но бандиты в нашем случае вряд ли при делах.