Линия Сатурна

Зрители вываливаются из дверей кинотеатра и движутся мимо нас. Кое-кто, в основном, немолодые женщины, плачут, осторожненько сморкаются в платочки. Да и у остальных лица скорбно-окаменелые.

Смотрим, не отрываясь.

Отца нет.

Стискиваю пальцы. Ладно, теперь дожидаемся тех, кто смотрит «Луку».

Только теперь до меня доходит катастрофический ужас ситуации. Если отца в кинотеатре не окажется, шансов его найти уже не будет! Единственная надежда – на Судьбу. Она отправила меня в прошлое, значит, должна помочь отыскать отца. Но ее терпение не безгранично. Возможно, ей уже наскучило подсказывать мне, куда идти, что делать. Я оказался олухом царя небесного. Каюсь.

Стоим, не произнося ни слова. Во мне растут разочарование и усталость.

Снова отворяется дверь.

Напрягаюсь, чувствуя свое не на шутку разбушевавшееся сердце. Слегка кружится голова. Сейчас все решится! Ну – пан или пропал!..

Но проходит и эта толпа…

На меня наваливается неимоверная тоска. Такое опустошение, как будто вынули внутренности, остались только кости и повисшая спущенным флагом кожаная оболочка.

- Что теперь? - тихо спрашивает Алешка.

- Что теперь! - раздраженно передразниваю я. - Ну почему ты все время надеешься только на меня?! Скинул ответственность на кого-то и доволен! А я не господь бог… - и, опомнившись, виновато выдыхаю: - Извини, Алешка, сорвался.

- Да ладно, - он слабо машет рукой. - Я понимаю.

- А ты чего молчишь? - спрашиваю Немую. - Помоги нам, убогим. Ум у тебя светлый, рациональный.

Она краснеет.

- Я бы рада помочь, но…

- Не ломайся. Сейчас не до политесов. Предлагай. Мой бедный котелок уже не варит.

Опускает светло-русую голову с гладко зачесанными волосами. Молчит. Потом неуверенно предлагает:

- Позвоните своему другу. Туда, в 1999-й.

Вздохнув, достаю сотовый…

* * *

31 декабря 1999-го - 1 января 2000-го.

Королек

В моем мозгу, во всех моих расслабленных телесах бродит сухое бордо – подлинное или подделка, - легонько дурманит голову и будоражит сердце.

Блестит нарядная елочка, домашним солнцем сияет люстра, по-кошачьи светятся глаза Сероглазки. Чувствую – немедленно следует совершить нечто эпохальное, чтобы запомнилось на оставшуюся жизнь.

Это желание свербит неотвязно. Новорожденное тысячелетие неслышно отворяется, как исполинские ворота, за которыми – звездная тьма.

Скоро пробьет двенадцать!

Хлопает пробка. Наливаю в бокалы шипящее, пузырящееся шампанское. Включаю телик - только для того, чтобы не упустить время, - и вижу седого усталого человека со слегка гнусавым, мгновенно узнаваемым голосом.

- … Я ухожу. Ухожу раньше положенного срока. Я понял, что мне необходимо это сделать. Россия должна войти в новое тысячелетие с новыми политиками, с новыми лицами, с новыми, умными, сильными, энергичными людьми…

Свершилось!

Когда он пришел во власть, я был начинающим следаком прокуратуры и не понял, что произошло. Но старшие были в восторге: свой в доску мужик - прямой, непреклонный, неодолимый! Этот не будет хитрить, кривить душой, рубанет так, что мало не покажется. Да, языком трудно ворочает, слова будто тяжести таскает. Но именно краснобаи завели страну в тупик.

Наворотил он немало. Словно сама собой возникла полунищая кровавая страна, которая волочилась невесть куда, раскачиваясь из стороны в сторону, как не держащийся на ногах алкаш.

И вот он уходит, пьющий обрюзгший несчастный старик. Незадачливый Дед Мороз, который меньшинству притащил огроменный мешок подарков, а большинству – проблемы и горе. Растворяется в прошлом. В двадцатом веке. Во втором тысячелетии. Третье тысячелетие нам начинать без него.

Бьют куранты.

- Счастья тебе, Сероглазка, самого большого, какое только возможно!

Вижу: нос у нее красный, глаза мокрые. И пугаюсь.

- Что случилось?

- Ельцина жа-а-а-лко!

Обнимаю ее пушистое тельце. На моих щеках - соленые Сероглазкины слезы.

Тихонько говорю в маленькое ушко:

- Сероглазка, выходи за меня замуж!

Господи, твоя воля, что произнесли мои очумелые губы! От великолепия невероятной ночи, от бордо и шампанского, от прощальных ельцинских слов я рассиропился и потерял контроль над собой!

Но сказанного не воротишь.

Сероглазка отодвигается, смотрит на меня сияющими мокрыми глазами.

- Королек, ты сделал мне предложение?

- Вроде того, - соглашаюсь уныло.

- Я буду самой лучшей женой! Самой лучшей во всем мире!

- Охотно верю.

Сероглазка обвивает мою шею своими ручонками, прижимается крепко-крепко, целует, и мои щеки становятся мокрыми от ее счастливых слез.

Так незаметно скользим в третье тысячелетие. И абсолютно нет никакой помпезности, пафоса, только за окнами трещат и взрываются петарды. Но так происходит каждый Новый год, и этот не исключение.

Пьем за нас двоих, Королька и Сероглазку. И я уже не вполне понимаю, доволен я или удручен?

Завтра разберемся. Впрочем, завтра уже наступило…

Названивает мобила.

- Наверное, твой приятель, - невозмутимо предполагает Сероглазка, как будто только что не запрокидывала голову, изнемогая под моими поцелуями. - Который звонил насчет женщины и мужчины.

Хмыкнув, беру трубку.