Линия фронта

— Будет баня, — «утешил» его Янкин. — К утру почнется.

— Не свисти! Говорят — наш десант в Берлине!

Вывод сто пятого полка начался поздним вечером. К переправе привели захваченных во время недавней контратаки немцев. Усталые и апатичные, они понуро сидели, дожидаясь, пока сведут мост. Но вот переход сомкнули, и к нему потянулись невесть где прятавшиеся днем кухни, минометы, полковая батарея, пошли стрелки, пулеметчики. Полк тянулся через мост, словно через игольное ушко. А тут еще повели пленных — их было около сотни, — поволокли отбитые у фашистов орудия и снаряды к ним, прогнали какие-то тяжелые кованые повозки, запряженные битюгами. Замыкал этот трофейный обоз грузовик на конной тяге.

— Ку-уда?! Стой! — заметался вокруг диковинной упряжки саперный лейтенант, но было уже поздно. Четверик дружно вынес подпорченную немецкую технику на мост. Покидающие плацдарм бойцы распорядились имуществом по-хозяйски.

— Крути, Гаврило! — хохотнул вслед грузовику кто-то из мостовой команды.

Над переправой легла удручающая тишина. Мост осторожно всплескивал на воде, бойцы молча уходили с политой их кровью земли.

Ближе к рассвету на плацдарме остались лишь небольшие пехотные и саперные подразделения прикрытия. Взвод Крутова лежал в ходе сообщения, вдоль знакомой приграничной дороги. По ней отходили последние пехотинцы. Почти вся оборона уже снялась, а противник так ничего и не обнаружил.

Саперы тоже ждали команды сниматься. Наконец к ним прибежал связной, и взвод поспешил к реке. Мост был уже почти разведен, саперов посадили в лодки.

— Все? — нетерпеливо спросил у Евгения закутанный в плащ незнакомый понтонер.

— Все.

— Дешево отделались фрицики, — пробовал тот балагурить, но по тону было видно — просто прикрывал болтливостью страх перед опустевшим берегом. Евгений ничего не ответил. Он с горечью смотрел на своих приунывших бойцов.

Евгений старался не думать о покидаемом плацдарме, но под ложечкой у него сосало: отход всегда неприятен. К тому же Янкин едко добавил:

— К дому ближе… На побывку…

2

Дивизию перебрасывали северней, ближе к участку прорыва немцев. Полки шли форсированным маршем, однако недостаток автотранспорта и горючего задерживал тылы. К тому же рокадные дивизионные маршруты резали коммуникации отходящих на восток войск.

Взвод Крутова обеспечивал движение арьергардов по ближней к фронту дороге. Перед глазами саперов тянулись на восток вереницы беженцев. Шли измученные женщины, плелись дети и старики. Гнали по пыльным шляхам скот.

Полковой маршрут то пролегал по шоссейке, то выводил на грунтовку, а то вился по полю или даже по целине. Водном месте колонный путь приближался к речке. Отступающие войска на этом участке уже прокатились, однако под обрывистым берегом копошились сотни женщин. Рыли контрэскарп.

— Шевели паруса! — покрикивал на бабенок немолодой, неизвестно как прибившийся на сухопутье морской инженер. Черный, как грач, и весь потный, ковыляя с палочкой, тоскливо поглядывал он на мелкую речушку и одними губами, беззвучно, ругался. Поймав сочувственные взгляды проходящих саперов, оживился: — Командир, кинь огня!

У Евгения спичек не было, но выручил вездесущий Буряк, передал коробок морячку. Взвод остановился, и саперы тоже закурили.

У дороги стояла бочка с водой. Вода в ней была теплая и желтая, но все же из колодца. Бойцы попили.

— Давно в бабьем царстве? — спросили морячка.

— Неделю.

— Ой!.. — вырвалось у Евгения.

— Давай меняться гарнизонами? — пошутил морячок.

— Еще женят…

Укрытые до глаз платками, женщины перестали копать, зыркали на бойцов.

— Оставили б которых… для охраны…

— Мы народ кочевой, — отговаривался Евгений.

— Чего там! Журавли за́ море летают, а все одно курлы! — не сдавались женщины. — Ну, надумал?

Женщины разноголосо хохотнули и застрекотали все враз. Стоявший в первой шеренге Наумов расплылся в улыбке.

— Ла-апушки…

— Медузы колючие! — отозвался морячок.

— Ужели? — невинно удивился Наумов.

— У меня они ни девки, ни бабы, ни вдовы… Покрой землю водорослями!

Евгений не сразу понял, что морячок говорит о маскировке.

И над речкой, и над горячей, усохшей землей полыхало солнце. В прозрачном небе завыл самолет.

— «Мессер». Второй день беженцев пугает…

— А чё их пугать-то? — спросил Янкин.

— Делать нечего, — ответил моряк. — Войска прошли, да и села уж нет. Отчалили… Так, остатки плывут. Прохожие…

— А вы что ж не уходите? — спросил Евгений.

— Не приказано! Я с корабля последний…

Саперы еще попили, набрали воды в баклаги и тронулись дальше. Возле села они увидели горящие стога соломы; черный, копотный дым пластался над садами и огородами.

Откуда-то с боковой дороги, с западной стороны, вливались в село разрозненные молчаливые группки людей. Они тянулись по пустынным, дышащим гарью улицам, волокли детей и скот, разбредались у колодцев, ненадолго присаживались и вновь вымученно плелись через село. При виде этой унылой картины саперы тоже примолкли.